Так что «Кустов» оказался в ресторации не случайно.

Меня осеняет очередная догадка.

— Знаете, Модест Викторович, а ведь я, кажется, знаю, кто убил Соколово-Струнина, — говорю я.

— Кажется⁈ — иронизирует жандарм.

— Я уверен… Процентов где-то на девяносто.

— Кто?

— Кустов! И, поверьте, у меня есть веские основания для такого вывода!

Сообщаю штаб-ротмистру всё, что выведал Гиляровский о походах Соколово-Струнина в псевдо-спортивный клаб, разбавляю своими соображениями.

— Что ж… Звучит резонно, — соглашается жандарм. — Быть может, несчастный Соколово-Струнин начал что-то подозревать, напал на какие-то улики и Кустов или как его на самом деле — вывел его таким образом из игры, пока не стало слишком поздно. Заодно и подставил вас… Но, главный вопрос в другом: как искать этого Кустова?

Наступает тягостная тишина.

Я прерываю её своим высказыванием:

— Его можно найти только в одном случае: если Кустов до сих пор находится в Ляояне!

— Предлагаете распространить его изображение? Я сейчас же распоряжусь насчёт копий…

— Боюсь, это не поможет! — категорично заявляю я.

— Почему?

— Помните тех свидетелей, которые якобы видели Соколово-Струнина неподалёку о места убийства, причём вместе со мной…

— Разумеется, помню. Но что с того? Вы же сами сказали: мы, европейцы, для китайцев на одно лицо…

— А вы устройте опознание! Проведите его по всем правилам. Покажите меня среди других офицеров.

— Зачем?

— Уверен, они безошибочно укажут в мою сторону. Правда, меня смущал тот факт, что по их словам я был в капитанском мундире, но… Теперь у меня есть объяснение и этому.

— Какое?

— Кустов — оборотень!

В пользу этого утверждения говорит и странное недовольство Кустовым со стороны Алтая. Собаки оборотней не жалуют.

Аргумент не самый железобетонный, но становится последней соломинкой, что ломает хребет верблюду.

— Он способен принять личину любого человека, которого знает лично, — развиваю мысль я. — Но у всего есть обратная сторона.

Подымаю указательный палец правой руки.

— Знаете, какое слабое место этой твари? Оборотень может менять внешность, но не одежду. Отсюда и постоянный капитанский мундир. А ещё у меня есть подходящая кандидатура в оборотни!

— Вы меня удивляете, господин ротмистр! — поражённо произносит Сухоруков. — Вам бы в жандармерии служить или военной контрразведке, а не в полевых частях…

— Мне предлагали… Подполковник Николов звал. Но я отказался.

— Зря! — качает головой Сухоруков. — Впрочем, воля ваша. Так кто он — этот самый таинственный оборотень?

— Недобитый мною штабс-капитан Вержбицкий, в последней должности адъютант командира моей бригады.

Вспоминаю нашу стихийно возникшую вражду, то, как Вержбицкий едва не погубил наш отряд, как под личиной капитана Рассохина пытался устроить покушение на Куропаткина и Алексеева. И как каждый раз ему удавалось уйти.

— То есть — это даже не японец, а свой, причём опытный офицер, который прекрасно разбирается в нашей «кухне»! — напрягается Сухоруков.

— Боюсь, мой ответ — да.

— Да уж, не порадовали вы меня, Николай Михайлович, — грустит жандарм. — Оборотень на то и оборотень, что способен воплотиться в кого угодно… Как прикажете его искать?

— Нет уж, увольте: приказывать станете вы.