Одними окопами я не ограничиваюсь. С минами у нас напряг, если быть конкретней – нет от слова совсем. Приходится пускать в ход смекалку. Охотников среди моих и среди сибиряков хватает, поэтому быстро проводим мозговой штурм на предмет скрытых ловушек для противника.

Останавливаемся на самом простом и действенном варианте – копаем и тщательно маскируем ямы с вбитыми в дно заострёнными колышками, испачканными в нечистотах и гнилом мясе. Такой колышек не только травмирует жертву, но и может довести её до гангрены с последующей ампутацией. Да, я варвар, но, когда сражаюсь за Родину, делаю всё, чтобы враг понёс потери. Пусть лучше геройски умрёт он, чем я или кто-то из моих бойцов.

Очередное совещание и. о. комполка начинает с разноса:

– Штабс-ротмистр Гордеев, мне доложили, что вы занимаетесь самоуправством: ваши позиции обустроены совершенно не по уставу, кроме того, вы нарочно загоняете ваших подчинённых, чтобы они устали и не смогли дать отпор неприятелю.

Мне не по себе от такого дикого наезда. Вспоминается чересчур усердный в попытке потопить меня Дзатоев, а теперь вот Коломнина несёт в ту же сторону. И чем, спрашивается, я так им не угодил? Неужели выгляжу настолько белой вороной?

Пытаюсь высказаться в своё оправдание, но Коломнин грубо перебивает и дальше не даёт произнести ни слова. Походу, новый, пусть и временный, но всё-таки командир словил «звёздочку». «Застрелить его, что ли? – флегматично думаю я. – Дождаться удобного момента – и пиф-паф, ой-ёй-ёй! Ну не должны такие дятлы командовать воинскими подразделениями!»

Ситуацию спасает Ванновский, прибывший в полк с инспекцией. Это перед ним показывал себя Коломнин, надеясь с и. о. перескочить сразу в должность комполка: у Али Кули Мирза со здоровьем всё очень серьёзно.

– Да, вы правы, ротмистр, когда отмечаете, что методы Гордеева не похожи на те, к которым мы успели привыкнуть. Но вы наговариваете на штабс-ротмистра, назвав это самоуправством! – говорит полковник Генштаба.

– Прошу прощения, господин полковник, но я не понимаю, – разводит руками опешивший Коломнин.

– Дело в том, что это с моего разрешения господин штабс-ротмистр затеял этот эксперимент с обустройством позиций. Если эксперимент окажется удачным, попробуем распространить его на другие подразделения.

Шамхалов бросает на меня насупленный взгляд. Ну да, какому офицеру понравится, когда подчинённый за его спиной что-то мутит с вышестоящим начальством. Надо будет потом объясниться. Мне с Шамхаловым ещё служить и служить.

– А, ну раз вы разрешили… – сконфуженно бормочет Коломнин.

На этом совещание заканчивается.

Улучив удобный момент, оказываюсь возле Ванновского.

– Господин полковник…

Он улыбается.

– Не надо ничего говорить, Николай Михалыч! Думаю, мы понимаем друг друга.

– Так точно!

– Как ваши пулемёты?

Довожу до Ванновского ещё одну задумку. По моей просьбе братья Лукашины раздобыли две пролётки; каким макаром, я не уточнял, но не удивлюсь, если хозяева транспортных средств готовы им башку отвернуть при встрече.

– В случае необходимости мы поставим пулемёты на пролётки и таким способом во время боя сможем быстро перемещать их на те участки, где понадобится усиление огня.

– Как-как вы их назвали?

– Тачанки, – усмехаюсь я.

– Тачанки?! А почему?

– Просто в голову пришло. Если хотите, можно назвать «боевая пулемётная повозка».

– «Тачанка» звучит интересней, – смеётся он.

Создание тачанок часто приписывается отрядам батьки Махно.