Голос Шебы стих, но стихотворение продолжало звучать в голове Роуэна. Он инстинктивно сделал шаг назад, пытаясь освободиться от жаркого дурмана.

Веки Шебы чуть заметно дрогнули. Старуха выглядела усталой, лицо ее осунулось.

— Ну что? — еле слышно спросила она.

— Я… я не все п-п-понял, — заикаясь, ответил Роуэн.

— Это уж меня не касается, — отрезала колдунья. — Я сообщила тебе все, что следовало. Однако мне предстоит сделать кое-что еще. И я сделаю это, хоть и знаю, что не получу в ответ ни слова благодарности.

— Шеба, ты… — запротестовал Роуэн, но старуха нетерпеливо замахала на него руками.

— Молчи! — скомандовала она. — Я трачу на тебя свое драгоценное время и тепло своего очага. А уж сколько я на тебя потратила сил!..

Старуха тяжело вздохнула, потом вдруг быстро заговорила, и в голосе ее не чувствовалось ни малейшей досады. В первый раз она обращалась к Роуэну как к равному.

— Мне больше нечем тебе помочь, хранитель букшахов. — Голос колдуньи был хриплым. — Одно я знаю твердо: лишь ты в состоянии сделать то, что сделать нужно. И я могу тебе сказать: все, что ты сделал раньше, было лишь подготовкой к тому, что тебе надлежит совершить теперь. Вот держи… это все, что я могу тебе дать.

Старуха положила ладонь на грудь: она пыталась нащупать что-то, что было спрятано под ветхой шалью. Найдя наконец, Шеба поднесла странный предмет к свету, и Роуэн узнал старинный медальон, который колдунья вручила ему, когда он отправлялся в страну зибаков. Медальон был на том же самом обтрепанном шелковом шнурке.

Роуэн с изумлением смотрел на талисман. Он совсем забыл о нем. К тому же он никак не мог припомнить, чтобы по возвращении в деревню отдавал его Шебе.

Мудрейшая развязала шнурок и протянула медальон мальчику.

— Возьми его и носи, — прошептала она. — Когда узнаешь, что это, станешь таким, как я.

Роуэн медлил. Ему почему-то не хотелось брать талисман. Но, вопреки его воле, руки сами потянулись к медальону, и не успел он даже понять, что происходит, как пальцы уже завязывали на шее шнурок. Медальон оказался неожиданно тяжелым — тяжелее, чем раньше. Он как будто гнул Роуэна к земле.

Шеба снова уселась в кресло. Казалось, тяжкое бремя спало с ее души.

— Вот… я сделала все, что нужно, — еле слышно пробормотала она. — Теперь ступай от меня. Мне и Уносу нужно больше тепла, ведь мы должны взять от огня все, что он может нам дать.

Старуха бросила еще одну палочку в огонь. Затрещали дрова, и над очагом заплясали теперь уже голубые искорки. Шеба закрыла глаза.

— Но скажи, что же мне делать? — в отчаянии взмолился Роуэн.

— Наблюдай и жди, — не открывая глаз, отвечала старуха. — Когда придет время, ты сам все поймешь.

Отсветы пламени плясали на впалых щеках колдуньи. Старуха дышала медленно и глубоко. Роуэн понял, что больше она ему ничего не скажет.

Будто в беспамятстве, он вышел из хижины. Дверь захлопнулась. Роуэн глубоко вздохнул, и морозный воздух ожег ему горло. Искрящийся снег резал глаза. Как во сне, мальчик двинулся прочь от хижины Шебы. Он с трудом попадал в свои собственные следы. Медальон оттягивал шею.

Когда Роуэн поравнялся с заснеженными деревьями, до его слуха донесся голос Шебы: старуха вновь принялась твердить свои монотонные заклинания.

4. Зловещие сновидения

Роуэн знал, что мама, Силач Джон и Аннад с нетерпением ждут его возвращения, однако домой не торопился.