— Я не могу, — покачал головой Жемчужник. — Кристалл меня не знает. Я умру, как только прикоснусь к нему.

— Что же нам делать?! — в отчаянии воскликнул Роуэн. — Жемчужник, скажи, что нам делать?!

Жемчужник пристально посмотрел на него:

— У нас есть выход. Кроме Угрюма из рода панделлисов только один человек может прикоснуться к Кристаллу и остаться в живых. Только он может соединиться с ним и стать Хранителем водяного народа. И этот человек — ты.

22. Ужас

— Нет!

Эхо разнесло крик Роуэна по пещере. Он отскочил от Кристалла и умирающей Хранительницы.

«Я больше никогда не вернусь домой! Не увижу неба, и зеленых холмов, и Реки, и заснеженной вершины Горы… Свежий ароматный ветер не будет дуть мне в лицо, и я больше никогда не услышу веселого пения птиц! До конца своих дней я буду сидеть под землей, поглощенный великой тайной Кристалла…»

— Нет! — повторил Роуэн. — Ни за что!

— Ты должен, — ответил Жемчужник.

— Но я же не водяной человек! — вскричал Роуэн. — Я не могу…

— Сможешь, — настаивал Жемчужник. — Иначе мы все погибнем.

Он протянул руки к Джиллер.

— Скажи ему! — воскликнул он.

Роуэн резко обернулся к маме. Слезы струились по ее щекам.

— Ты должен, Роуэн. Это единственный выход, — прошептала она. — Меня Кристалл теперь уже не признает. Остался только ты…

— Быстрее! — прошипел Жемчужник. — Времени нет.

Роуэн посмотрел на Силача Джона, который все еще держал Угрюма. Глаза садовника были исполнены боли, но он печально кивнул.

Больше Роуэну надеяться было не на кого, и в душе он понимал, что выбора у него нет. Он спасет всех, кого любит, только если отречется от них. Если же он не сможет этого сделать, тогда они все погибнут.

Он расправил плечи и шагнул к Хранительнице. Кристалл, словно темный камень, лежал у нее на коленях. Лишь в самой его сердцевине теплилась тусклая зеленоватая искорка.

Роуэн положил свои ладони на руки Хранительницы. Она открыла глаза.

— Ты? — еле слышно проговорила Хранительница. — Почему?

— Больше некому, — мягко ответил Роуэн и услышал, как всхлипнула Джиллер.

Хранительница снова прикрыла глаза. Она была уже там, где ничему не удивляются и ни о чем не спрашивают. Но губы ее зашевелились. Роуэн склонился к ней и с трудом разобрал слова:

— Я говорю… но мне не верят. Ничто не устоит перед мощью Кристалла. Ощути… и… осознай.

И Роуэн стал падать — медленно-медленно, кружась в водовороте времени и воспоминаний. Пещера осталась далеко позади. Умолк мамин голос. И Роуэн почувствовал, что исчезает. Он отдавал себя во власть силы, но не с грустью, а преисполненный безбрежной радости.

Он погружался все глубже и глубже, становясь частью чего-то неизмеримо большего, чем он сам. Необъятного, как Море, и древнего, словно само время.

Ничто не могло устоять перед этой силой. Ни любовь к семье и сородичам. Ни обещания или наказы. Все уносилось прочь. Да и сам он: его привычки, страхи, надежды, ошибки — то, что привязывало его к жизни, — все ускользало от него. Он попытался воспротивиться, стремясь удержать, не отпустить…

Ощути… и… осознай.

Была ли это Хранительница? Или голос прозвучал в его памяти?

Руки под его ладонями зашевелились.