Ричард хотел что то возразить, но передумал и сказал:

– Ну что, ты все еще хочешь жениться? Несмотря на боль разочарования, Саймон рассмеялся:

– Элинор нельзя обвинить в утонченных манерах и мягком темпераменте.

Холодные глаза короля изучающе посмотрели на Саймона:

– Ну что ж, будь, по твоему. Пусть это будет на твоей совести. Я сделал все, что мог, чтобы остановить тебя, а ты отверг мое предложение. Ты женишься на леди Элинор, как того желаешь. Тогда я смогу вверить мою жену и мою сестру в надежные руки, и буду спокоен, что ты охраняешь их на пути домой.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Элинор перечитала письмо в пятый раз. Почерк был не похож на почерк Саймона: буквы прыгали и расползались. И слова были не Саймона, хотя мысли и чувства были те же.

«У меня теперь есть ты. Пусть клерки составляют любой контракт, какой ты пожелаешь. Когда мы будем в Акре, мы поженимся и затем отплывем домой».

«Мы», которые должны быть в Акре, – это, скорее всего, король и Саймон, может быть, с армией, а вот «мы», которые отплывут домой, – было более проблематичным и вызывало вопросы. Будут ли это только Саймон и она? А может, король и армия? Элинор перечитала письмо в шестой раз и, наконец, поняла, почему ее озадачил вопрос, который показался совершенно бессмысленным и на который в любом случае будет скоро получен ответ. Правда заключалась в том, что она не знала, как сообщить эти новости Беренгарии. Конечно, она бы могла вообще не показывать ей письмо Саймона. Фраза «У меня есть ты», как будто он выиграл лошадь на турнире, явно не улучшило бы отношение Беренгарии к замужеству.

В каком то смысле это было одно и то же. Саймон чувствовал, что он «получил» Элинор и выиграл ее как лошадь. Он не стал бы счастливее от того, что чувствовал бы себя иначе. Но с другой стороны, в словах Саймона заключался скрытый смысл, который было не понять Беренгарии. Он хотел сказать, что будет обладать именно Элинор, а не ее землями. Он желал ее, Элинор, а не ее владения. И это было понятно для Элинор из тех слов письма Саймона, где он давал право ее клеркам составить любой брачный контракт по ее усмотрению. В конце концов, брачный контракт существует для того, чтобы определить, что принадлежит невесте, а что – жениху при разделе имущества.

Подумав об этом, Элинор улыбнулась. Охваченный желанием показать ей свою любовь и доверие, Саймон совершенно забыл оговорить, как следует поступить с его имуществом. Надо признать, что оно не выдерживало никакого сравнения с владениями Элинор, но ведь с ним тоже надо считаться. Элинор знала, что Саймон никогда не был женат, но это еще не говорило о том, что у него не было детей, о которых следовало бы позаботиться. Она сейчас напишет письмо Саймону – вот и предлог нашелся, чтобы отложить визит к Беренгарии. Элинор проворно побежала за чернилами, пером и тонкой бумагой, которую здесь употребляют для письма вместо пергамента и называют «папирус».

Когда письмо было написано, она вызвала Бьорна, сообщила ему о своей помолвке и распорядилась отправить курьера с письмом. Дольше уже нельзя было откладывать визит к Беренгарии. Конечно, открытая и искренняя радость Бьорна прибавила ей смелости, но, немного подумав, Элинор все таки решила сначала пойти к Джоанне и показать ей письмо Саймона.

– Ты хочешь сказать, что он будет твоим мужем? – недоверчиво спросила Джоанна.– С твоими владениями ты могла бы рассчитывать на графа или герцога!

Элинор презрительно скривила губы и гордо подняла голову.

– Мой отец был лорд Роузлинда. Я – леди Роузлинда. Никакие титулы не прибавят, к этому больше. И я не собираюсь продавать свое звание, данное мне от рождения, за пустые слова. Когда я разделю брачное ложе с Саймоном, я буду и останусь леди Роузлинда, а не графиней или герцогиней такой то и такой то.