И снова армия пошла на Священный город. По пути они захватили два каравана повозок с провизией и добром, что немного подняло дух воинов, но король все мрачнел.

«Он достаточно умен, – писал Саймон, – чтобы не понимать, что если мы даже и возьмем город, его невозможно будет удержать. Где найти тысячи людей, чтобы оставить здесь свой гарнизон? Как доставлять сюда еду через земли, где все враждебно настроены?»

Великий воин одержал верх над религиозным фанатиком. Ричард отказался от мечты многих лет, от мечты о славе. Не обращая внимания на непристойные песни, которые пели о нем французы, не говоря о том, что о трусости и тупости французов пелось еще больше, Ричард стал серьезно готовиться к переговорам с Саладином. Легко было достигнуть соглашения в отношении северных городов. Они должны были остаться в руках христиан. Дэрам и Аскалон подвергали опасности путь Саладина в Египет, и он настаивал на том, чтобы эти города были разрушены. Ричард быстро эвакуировал население и разрушил Дэрам. Но он хотел сохранить Аскалон, несмотря на неприятные воспоминания, связанные с ним. Он вернулся в Акр, чтобы спокойно обсудить все с Генри де Шампанем. К несчастью, это не предвещало радости ни Саймону, ни Элинор.

Ричард встретился с женой наедине только один раз, но после этого Беренгария была в такой истерике, что Джоанна и Элинор не могли ее оставить. Она не сказала им, что произошло, но, кричала, что никогда больше не будет говорить с ним и даже смотреть на него.

Ричард уехал прежде, чем можно было это предположить. Саладин, желая оказать давление на Ричарда и заставить его покинуть Аскалон, штурмом захватил и разрушил Джаффу, пока Ричард не успел прислать подкрепления. Тем временем Ричард выбрал 80 рыцарей и четыреста лучников и пеших воинов и поплыл морем. Они прибыли как раз вовремя, чтобы помешать сдаче цитадели, и так могущественно было имя короля, что даже голодный, усталый гарнизон взялся за оружие с удвоенной силой, а Ричард и его люди смогли вытащить лодки на берег и выехать на лошадях без потерь.

Весь промокший, страдая от ярости и отчаяния, Саймон думал, что соглашение о перемирии – окончательное, а они снова начинают все сначала. Слишком много врагов, слишком много. Меч скользнул по его щиту и нанес легкий укол через кольчугу. Саймон повернулся и ударил мечом. Бородатая голова (шея не была защищена кольчугой) отлетела как мяч, ударилась о землю и покатилась по ней. Из туловища, которое некоторое время держалось прямо в седле, хлынул фонтан крови, который поднялся в воздух, пока тело не упало, когда лошадь дернулась. Саймон засмеялся.

– Вот мой мир – игры в мяч и фонтаны, – он снова ударил.

Этот удар не был таким точным. Голова всадника, повиснув, выкатившимися безумными глазами смотрела на Саймона, пока воин не упал с лошади. Саймон захохотал, нацеливаясь еще на одну голову. Его всегда раздражало то, что Ричард всегда разрубает тела пополам, что было намного легче, чем точным ударом снести голову.

Вскоре он увидел, что их было 480 против целой армии мусульман. К счастью, на узких кривых улочках Джаффы число воинов не имело значения. К их удивлению, люди Саладина допустили ту же ошибку, что и воины Комненуса. К вечеру Саладин отдал приказ к отступлению. Но приказ немного запоздал: он уже не мог остановить бегущих и отступающих воинов. Это было результатом шока, а не трусости. Когда военачальники Саладина опомнились, они покраснели от стыда. Созвали совет, на котором решили, что нет другого выхода, кроме как захватить короля в плен. В ночь на 4 августа семь дивизий, по тысяче воинов в каждой, напали на лагерь Ричарда, разбитый у стен Джаффы.

После боя Саймону снились яркие и красочные сны. В одном сне они с Элинор прогуливались во дворике дворца, обнявшись. Элинор невинно спросила его о том, почему вода в фонтанах красная. В другом сне катились головы, а они с Элинор играли одной из них, как в мяч, вдруг голова внезапно засмеялась и крикнула: К оружию! Саймон проснулся весь в поту.