Рози подняла стопку свежих махровых салфеток, сложенных на краю каталки, под которыми лежал банан. Она взяла его, подошла к окну 624-го, уселась там на слишком уж мягкое кресло. Очистила копчик банана и начала медленно есть, глядя на озеро, мерцавшее серой матовой поверхностью под моросящим дождем тихого майского полудня. Ее сердце и разум были заполнены простым, но чудесным чувством — благодарностью. Жизнь ее пока еще не устроилась, но была лучше, чем она могла представить в тот апрельский день, когда стояла на крыльце «Дочерей и Сестер», глядя на коробку домофона и запаянную замочную скважину. В тот момент она не видела в будущем ничего, кроме горя, тьмы и безнадежности. Сейчас у нее болели почки, болели ноги, и она твердо знала, что не хочет провести остаток жизни в качестве внештатной горничной в отеле «Уайтстоун», но банан был вкусным, а кресло под ней — восхитительным. В этот момент она не поменялась бы местами ни с кем. За недели, прошедшие с тех пор как она оставила Нормана, Рози с упоением открыла для себя маленькие удовольствия: почитать полчаса перед сном, поболтать с какой-нибудь женщиной про кино или телепрограмму, пока они вместе моют посуду после ужина, или посидеть пять минут просто так и съесть банан.

Еще было приятно знать, что будет дальше, и быть уверенной, что не случится ничего неожиданного и неприятного. Знать, например, что осталось убрать всего две комнаты, а потом они с Пам спустятся на служебном лифте и выйдут из отеля через заднюю дверь. По дороге к автобусной остановке (теперь она уже легко различала автобусы Оранжевой, Красной и Голубой линий) они скорее всего заглянут в «Горячую Чашку» и выпьют кофе. Все так просто. Простые удовольствия. Мир, вообще-то говоря, очень неплох. Кажется, она знала это, когда была ребенком, но потом забыла. Теперь она постигала все заново, и это была радостная учеба. У нее не было всего, чего она хотела — а хотелось ей немного, — но на сегодняшний день она имела достаточно. С остальным можно подождать, пока она не переедет из «Дочерей и Сестер», но у нее было предчувствие, что это случится скоро, быть может, в следующий же раз, когда освободится комната из списка Анны.

Тень упала на дверной проем. Прежде чем она успела хотя бы подумать, куда ей спрятать недоеденную половинку банана, не говоря уже о том, чтобы подняться на ноги, Пам просунула голову в номер.

— Ку-ку, крошка, — сказала она и захихикала, когда, Рози вздрогнула.

— Никогда больше так не делай, Памми! У меня чуть инфаркт не случился от испуга!

— Ну-у, тебя никто не уволит за то, что ты присела и ешь банан, — успокоила ее Пам. — Поглядела бы ты, что порой творится в этом отеле. Что у тебя осталось, 20-й и 22-й?

— Да.

— Хочешь, помогу?

— Да нет, ты вовсе не обязана…

— Мне нетрудно, — сказала Пам. — Правда. Вдвоем мы справимся за пятнадцать минут. Что скажешь?

— Скажу «спасибо», — благодарно ответила Рози. — И я угощу тебя в «Горячей Чашке» после работы — и пирогом, и кофе, если хочешь.

Пам ухмыльнулась.

— Если у них есть тот шоколадный крем, то хочу, можешь не сомневаться.

10

Хорошие деньки — четыре недели хороших денечков, какое счастье!

Той ночью, лежа на своей кровати, закинув руки за голову, она глядела в темноту и слушала, как пришедшая вчера вечером новенькая за две или три кровати слева тихо всхлипывает. Рози думала, что дни эти в основном хороши тем, что в них не было Нормана. Однако она чувствовала, что скоро ей понадобится нечто большее, чем его отсутствие, чтобы жить нормальной, радостной жизнью.