Зима выдалась суровая, но сейчас, в середине марта, стояла на удивление теплая погода. В двери уже стучалась весна. Шторм старалась не вспоминать прошлогоднюю мартовскую ночь. Мысли о прошлом причиняли ей боль, а она уже и так достаточно настрадалась. И все же у дверей зала на нее вновь нахлынули воспоминания. Шторм остановилась, невольно прислушиваясь к гулу мужских голосов. Один голос показался ей очень знакомым. Она взглянула на Элейн, но лицо женщины оставалось невозмутимым.

 – В чем дело, Шторм? – спросил Филан.

 – Не знаю. Просто мне почему-то кажется, что сегодня в зале меня ждут неприятности. – Отбросив свои страхи, она пошла дальше, но вдруг замерла в дверях. Потом сказала: – Предчувствия меня не обманули.

 Шторм смотрела на Тэвиша, и в душе ее кружился вихрь самых разных чувств. Ей хотелось разозлиться, но это было нелегко, ибо она все еще любила Тэвиша и желала его. Шторм сразу догадалась, кто разрешил ее мужу приехать в Хагалео, и, нахмурившись, посмотрела на отца. Элдон ответил дочери невинной улыбкой, и это лишь подлило масла в огонь. Элейн напрасно бормотала какие-то слова, пытаясь успокоить падчерицу.

 Тэвиш, не обращая внимания на гнев жены, оглядел ее стройную фигурку и, стремясь обуздать свои чувства, перевел взгляд на детей. Задыхаясь от волнения, он смотрел на ярко-рыжую головку сына и темную – дочки. До сих пор он с трудом осознавал свое отцовство, но сейчас его захлестнула волна нежности.

 – Зачем ты приехал? – спросила Шторм, подходя к столу. – Что, перепробовал всех шлюх в Карайдленде и приехал сюда прицениться? Ты опоздал. Элейн уже давно очистила дом от этой дряни.

 – Так-то ты встречаешь мужа, Шторм? – протянул Роден, посмеиваясь.

 Бросив сердитый взгляд на своих родичей, которые ухмылялись вместе со всеми, Тэвиш подавил вспышку гнева.

 – Я приехал, чтобы посмотреть на своих детей и поговорить с тобой, – ответил он.

 Шторм села за стол рядом с братом Эндрю и смерила Тэвиша холодным взглядом:

 – Вот твои дети, смотри. – Он подошел ближе. Она с трудом взяла себя в руки. – Насмотришься – и можешь уезжать.

 Эндрю подвинулся, освобождая Тэвишу место. Тот сел и протянул руки к сыну:

 – Можно его подержать?

 Шторм молча передала ему ребенка. Глаза Тэвиша сверкали гневом, однако говорил он совершенно спокойно, и это самообладание больше всего тревожило Шторм. Было ясно: он твердо решил добиться своего, а с таким настроем Тэвиш являлся грозным противником. Ей стало страшно.

 От одной его близости все переворачивалось у нее в душе, но надо было сохранять невозмутимость. Ей хотелось броситься в его объятия, загасить пожар, бушевавший в ее сердце уже несколько месяцев. Шторм сидела, чувствуя запах Тэвиша, и голова у нее шла кругом.

 На какое-то время Тэвиш избавился от пытки желанием. Забыв обо всем на свете, он держал на руках сначала сына, потом дочь и с восторгом и удивлением ощупывал малышей – от шелковистых локонов до крохотных пяточек. В те времена, когда здоровый ребенок был редким счастьем, Бог подарил ему сразу двоих.

 Шторм отметила про себя еще одно сходство между ее семьей и семьей Тэвиша.