— Вы слишком милостивы, ваше величество.

— Я приду еще. Я буду приходить каждый день, пока вы не встанете на ноги.

Он грустно покачал головой:

— Мне уже не подняться с этого ложа.

— Вздор! Вы должны непременно поправиться. Вы были подле меня столько лет! Разве смогу я обходиться без вас?

Мы оба были глубоко взволнованны.

Поднявшись, я строго спросила, чем его тут кормят. Мне ответили, что лорд Берли может есть только жидкое, да и то совсем чуть-чуть. Руки его так распухли, что он не мог держать ложку. Я велела изготовить питательную кашицу, целебные свойства которой мне были доподлинно известны, и сама кормила моего министра с ложечки, как малого ребенка.

Он прошептал, что единственное, о чем он сожалеет перед смертью, — так это о том, что больше не сможет мне служить.

— Ни у одной из королев не было более верного слуги, — сказала я. — Я нередко ругала вас, мой милый Святой, даже гневалась. Но я всегда вас любила, всегда ценила ваши достоинства.

Потом я долго молча сидела возле его изголовья, глядя в пространство. Сомнения не было — Берли умирал.

— Роберт будет хорошо служить вам, — с трудом произнес он. — Ради этого я его и растил. Он умный, способный мальчик.

Я кивнула. Бедный Берли, такой достойный человек, и как жестоко обошлась с ним судьба. Он нежно любил свою семью, заботился о детях, но его первенец, Томас, вырос пустым, никчемным человеком, а второй сын, Роберт, родился с физическим изъяном. Я знала, что Эльф — истинное сокровище, но разве мог он заменить мне своего отца? Нет, такого советника, как Берли, у меня больше не будет…

Сесил был не просто блестящим министром, но еще и близким другом. Нас объединяло так много, мы даже страдали одними и теми же недугами — например, постоянными зубными болями. А сколько приятных минут провели, рассказывая друг другу о своих недомоганиях. А когда Сесил лишился сначала дочери, а потом жены, я была рядом и утешала его, как могла.

Жизнь безжалостна. На Сесила тогда обрушилась целая череда смертей: сначала скончалась его мать, через год дочь, еще через год жена. Это были самые близкие ему люди. А сколько натерпелся Берли от своего зятя, графа Оксфорда! Правда, дети от этого брака доставили ему много радости. Умирал очень хороший человек, и сердце мое наполнилось скорбью.

Конец неумолимо приближался. Скоро я потеряю еще одного друга, самого дорогого. Я чувствовала себя бесконечно одинокой. Мои соратники покидали меня один за другим.

Я навещала больного ежедневно, а если не могла прийти сама, посылала кого-нибудь их придворных дам с сердечным посланием.

Все эти дни я думала только о Сесиле, и на душе было тяжело.

… В день, когда Сесил скончался, его сын доставил мне предсмертное письмо, которое Берли успел продиктовать секретарю. Внизу его ослабевшая, опухшая рука с трудом вывела: «Ваш скорбящий отец Берли».

«Да возблагодарит Господь Ваше величество за безграничную милость и доброту, с коими Вы, подобно заботливой матери, а ежели не матери, то беззаветнейшей из сиделок, ухаживали за мной и даже кормили меня с ложечки своей царственной рукой. Если мне доведется еще держать ложку самому, я буду служить Вашему величеству с еще большим усердием. А коли быть тому не суждено, я послужу Вашему величеству и Божьей церкви в Царствии Небесном, где надеюсь вскорости оказаться…»

В постскриптуме было написано: «Служа королеве, служишь Богу, а всякая иная служба от лукавого».

Я взглянула на Роберта Сесила. По его лицу текли слезы.

— Я скорблю не меньше, чем вы, — сказала я.

Меня вновь охватила неизбывная тоска по Лестеру. Прежние дни миновали, их не вернешь.