Но уговоры были, разумеется, бесполезны. Сердце Грея вновь сжал железный обруч тревоги. Но теперь к ней подмешалось еще кое-что. Он решил, что хотя бы об этом Бриана должна узнать.

– Меня это унижает, Бриана. – Грей неуверенно поднял на нее золотисто-карие глаза. – И… я… я лишаюсь точки опоры.

– Когда-нибудь ты вспомнишь о том, как услышал это впервые, и, надеюсь, тебе станет приятно, – Довольная собой, Бри улыбнулась и попросила: – Расскажи мне какую-нибудь историю, Грейсон.

Повязки сняли, и Грей своими глазами увидел ушибы и ссадины. И собственноручно прикладывал лед к опухшему плечу Бри. Он страдал, когда она ворочалась во сне и стонала, ругался, когда она перенапрягалась.

И совсем не занимался с ней любовью.

Нет, Грей хотел ее ежечасно, ежеминутно, но сперва боялся причинить Бриане боль, а потом сказал себе, что так даже лучше. Лучше постепенно перейти от любовных отношений к дружеским, а затем и вовсе к воспоминаниям об этих отношениях. Да-да, им обоим будет легче, если оставшиеся дни они проведут в дружеских, а не в страстных объятиях.

Книга была дописана, но Грей не отослал ее по почте Арлене, решив перед началом турне заехать ненадолго в Нью-Йорк и передать роман из рук в руки. Порой он, правда, мучился угрызениями совести, вспоминая, что обещал свозить Бриану куда-нибудь отдохнуть, но убеждал себя, что лучше позабыть об этом навсегда.

Ради нее, разумеется. Он ведь печется исключительно о ее благе? Грею было видно в окошко, как Бриана снимает с веревки высушенное белье. Она распустила волосы, и ветерок обдувал ее лицо. За спиной Бри сверкала в лучах солнца уже застекленная оранжерея. Цветы, которые она посадила, покачивались и танцевали под ветром. Бри отцепила одну прищепку и дотянулась за другой.

Грей смотрел на нее и думал, что это картина с ожившей открытки. Бриана олицетворяет собой и этот край, и эту эпоху, и образ жизни. Из года в год она будет вешать на веревку свою одежду и постельное белье, а потом снимать их и не устанет от бесконечных повторений. Это для нее традиция, она закаливает дух, дает точку опоры.

Почему-то разнервничавшись, Грей вышел на улицу.

– Ты перетруждаешь больную руку.

– Врач сказал, ее надо разрабатывать. – Улыбка тронула губы Бри, но не глаза. Они уже много дней не улыбались. Грей слишком быстро отдалялся от нее, ей было тяжело это пережить. – Какой сегодня чудесный день, правда? Мои гости поехали на пляж в Беллибанион. Папа тоже возил нас туда с Мегги искупаться и полакомиться мороженым.

– Если ты хочешь на пляж, надо было сказать, я бы тебя отвез.

Грей произнес это так, что у Бри похолодело внутри. Движения ее стали более решительными.

– Это очень мило с твоей стороны, Грейсон, – сухо ответила она, снимая наволочку, – но мне сейчас не до моря. У меня слишком много работы.

– Да ты только и делаешь, что работаешь! – взорвался он. – Сколько можно надрываться! Если ты не готовишь, то убираешься, если не убираешься, то стираешь. Этот дом не стоит таких усилий!

– Ты ошибаешься. – Бриана сложила наволочку вчетверо и убрала в плетеную корзинку. – Мой дом – стоит. Мне нравится приводить его в порядок.

– Да ты же ничего, кроме него, не видишь! – А ты что видишь, Грейсон Тейн? Что ты видишь такого важного, а? – Почувствовав, что в груди закипает гнев, Бриана прибегла к привычной защите и продолжала ледяным тоном: – Кто ты такой, чтобы критиковать меня за обустройство моего дома?

– Я не понимаю, это дом или… ловушка? Она резко обернулась. Глаза ее не метали ни молний, ни ледяных стрел.