Как ни странно, ей нравились обе крайности.

Она сказала:

– Я счастлива, что вы не спорите уже целых десять секунд подряд.

– Разве ты не знаешь, Кэрол, – спросил Билл, отводя от губ<свой стакан, – что мы с Джимом очень давно договорились ни в чем не соглашаться между собой?

– Чертовски верно он говорит! – крикнул Джим, и они оба расхохотались.

Джим вдруг перестал смеяться. Лицо его стало серьезным.

– Но это никогда нас не доводило до драки...

– Раки? – тут же насторожилась Кэрол. – Он сказал «раки»?

– Конечно, – ответил Билл, – разве ты не слышала? Мы весь вечер говорили про драки во Вьетнаме.

– А не поступить ли мне на бизнес‑курсы? – сказал Джим. – Как думаешь, примут меня в Ракинге?

Билл энергично закивал головой:

– Хорошее место, чтобы заниматься любовью, но не для драки.

– Ну хватит! – воскликнула Кэрол. – Оба хороши! Ни капли больше ни тот, ни другой. Для вас бар уже закрыт. Поздно, и мы отправляемся по домам, как только вы допьете свои стаканы. А машину поведу я!

8

Кэрол крепко держалась за руку Джима, когда они вышли и оказались на ледяном ветру по дороге к машине, которую Джим поставил справа от Вашингтон‑сквер. Внезапно он вырвался, оставил ее с Биллом и побежал в открытую всю ночь кулинарию. Он тут же вернулся с тремя апельсинами в руках и, дойдя до тротуара, стал жонглировать ими. Он пошел впереди, останавливаясь под каждым фонарем, и, словно циркач, жонглировал в луче света, а потом двигался дальше. По крайней мере один раз между двумя фонарями апельсины у него падали.

– Где ты этому научился? – спросила Кэрол, удивившись, что он умеет жонглировать.

– В нашей гостиной, – ответил Джим, каким‑то образом ухитрившись на этот раз не уронить апельсины в темноте.

– Когда?

– Я практикуюсь, когда пишу.

– Как это возможно?

– Не все сразу пишется на машинке. Многое сочиняется в голове до того, как садишься печатать.

Кэрол вдруг почувствовала беспокойство. Ей показалось, что в начале вечера здесь не было так темно. Тогда улица выглядела безопасной.

– Знаешь, Джим, – сказал Билл, – мне всегда хотелось научиться жонглировать. Я отдал бы правую руку, чтобы жонглировать, как ты.

Джим расхохотался, и апельсины раскатились по мостовой. Кэрол тоже засмеялась.

Какой‑то странный, гнусавый голос прервал ее смех:

– Эй, ты смеешься надо мной, парень?

Кэрол огляделась и увидела с полдюжины фигур, темневших на краю пустой площадки слева от них.

– Нет, – добродушно ответил Джим и показал на Билла. – Я смеюсь над ним, он – псих.

– Да, парень? А я вот так не думаю. Я мыслю, ты смеялся надо мной!

Кэрол почувствовала, как Билл сжал ее руку выше локтя.

– Пошли к машине, Джим, – сказал он.

– Давай.

Джим взял другую руку Кэрол, и они двинулись дальше по улице. Они не прошли и нескольких шагов, как их окружила вся банда, если это была банда. Все эти люди одеты легко, не по погоде, заметила Кэрол, щуплые, все меньше ростом, чем Джим и Билл, бывшие футболисты, но их шестеро.