— Поня-я-тно, — протянул Картер. — Теперь многое встало на свои места.

— О чем это ты, Джек? — Взгляд Мэйбл беспокойно метался между Картером и Мэллори.

— Все эти новые наряды и косметика… и омела тоже. Ты попросила Мэйбл превратить тебя из той женщины, которую я знал и уважал, в обыкновенную соблазнительницу. — Картер печально покачал головой. — Я думал, ты другая, не такая, как все, Мэллори. А ты… — Картер развернулся и пошел к двери.

— Что значит «такая, как все»? — Мэллори была уверена, что они вместе посмеются над этой ситуацией, но Картер выглядел разочарованным и расстроенным.

— Ты так же, как и все, отнеслась ко мне, как к пустоголовому жиголо. А я не такой, и для меня было очень важно, что бы ты, именно ты, поняла это.

— Пустоголовый? Жиголо? — Мэллори не могла поверить своим ушам.

— Все твои действия были срежиссированы, Мэллори, а я, дурак, поверил, что они идут от сердца. — Он снова покачал головой. — Все кончено, Мэллори. С этого момента мы просто коллеги.

И прежде, чем она успела возразить хоть слово, Картер вышел за дверь.

— Подожди! — крикнула она в темноту ночной улицы. — А зачем ты сам приходил сюда?

Но он уже ушел.

За него ответила Мэйбл.

— Именно за тем, чтобы люди перестали воспринимать его как пустоголового жиголо. — Унылый тон совершенно не вязался с обликом той Мэйбл, к которой Мэллори уже успела привыкнуть.

Мэллори опустилась на пол и заплакала.

— Не плачь, милочка. — Мэйбл подняла ее с пола и обняла неожиданно крепко для такой маленькой женщины. — Давай выпьем по чашечке кофе, только, ради бога, нормального, а не этой жидкой бурды без кофеина, и подумаем, как нам исправить ситуацию.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

В субботу утром, за пять дней до Рождества, Картер лежал в кровати и смотрел в потолок. Весь вчерашний день он беседовал со свидетелями, борясь с тошнотворным ощущением в желудке. Но он знал точно, что болит у него вовсе не желудок, а сердце.

Он должен немедленно покинуть этот номер.

Пусть в «Сент-Реджисе» нет свободных мест, но в Нью-Йорке полно других отелей. Он не сомневался в том, что даже в эти предрождественские дни можно найти номер в приличном отеле, если бы не снежная буря. По телевизору сказали, что закрыты три аэропорта, а это значит, что все отели могут быть полностью заняты. И все равно он должен покинуть этот номер — поспит на скамейке на Центральном вокзале.

Но чтобы покинуть номер, он должен собрать свои вещи. Картер с тоской оглядел разгром, царивший в его спальне. Кроме того, он заберет с собой елку, а Мэллори он оставит венок омелы в память о первом поцелуе в ее великолепно спланированном представлении.

В старом черном жакете и брюках Мэллори сидела на кровати, скрестив ноги, и пыталась привести в порядок свою косметику. Она то раскладывала розовую помаду по тону, то группировала ее по цвету тюбиков. Вот бы Картер посмеялся, увидев ее за подобным занятием.

Судя по тому, что он не собирается покидать номер, съехать придется ей. Мэллори увидела себя замерзающей в снегу на парковой скамеечке, и ее глаза наполнились слезами.

Прежде всего, надо решить, как она повезет елочку. Прикидывая, с чего начать сборы, Мэллори наткнулась взглядом на книгу Эллен Трент. Припомнив Мэйбл с ее точными комментариями, вспомнив ту полноту жизни, которую она испытывала все последние дни, нарушая один за другим все материнские постулаты, Мэллори взяла двумя пальцами книгу и бросила ее в корзину для бумаг.

Не то чтобы она почувствовала себя хорошо после предпринятого демарша, но все-таки несравненно лучше.