Прибыли другие О'Рурки, тети и дяди, кузены и кузины, чьи имена Алекс даже не пытался запомнить. Детей обнимали и угощали сладостями. Обед же, судя по разнообразию запахов, плывущих из кухни, обещал быть настоящим пиршеством.

Шеннон посвятила какую-то часть времени Джереми, и Алекс чувствовал, что скучает по ней, когда она исчезала из поля его зрения.

— Попробуй это, — предложила она, появившись после особенно долгого отсутствия и протягивая ему ореховое пирожное.

— Это восхитительно, но если ты будешь продолжать подкармливать меня, я не смогу съесть обед.

— Скажи спасибо, что она не пытается готовить обед, — усмехнулся Коннор. — А то придется зондировать твой желудок.

Все засмеялись, и кто-то еще добавил:

— Или все помчатся на улицу ждать пожарных.

— Эй, я поджигаю только кухонные плиты, а не дома, — сострила Шеннон, но Алекс видел, как ее губы сжались. Спустя пару минут она вышла из гостиной, и он нахмурился, пораженный тем, что ее семья и не представляет, как задевают Шеннон их издевки.

Алекс неприязненно взглянул на Коннора.

— Если бы у тебя была хотя бы половина мозгов твоей сестры, ты не говорил бы глупости, — сказал он, не заботясь о том, что слова его звучат очень грубо.

Он последовал за Шеннон, схватив и ее, и свое пальто, когда увидел, что она выходит на веранду.

— Подожди, — позвал Алекс, закрывая дверь и ограждаясь тем от ушей ее родственников. — Ты здесь околеешь от холода.

— На самом деле я крепче, чем выгляжу.

Алекс укутал ее в пальто.

— Ты же дрожишь. Почему ты не велела Коннору и другим замолчать?

— А зачем? Всем было очень весело.

Он поймал ее подбородок и заставил смотреть на себя, расстроенный тем, что ей приходится терпеть все это.

— Тебя-то это не радовало. Ты ведешь себя, словно тебе все равно, но я знаю, что это не правда, так что со мной не притворяйся. Прошу тебя, Шеннон.

Отчужденное выражение в ее глазах постепенно растаяло.

— Я привыкла к этим насмешкам. Просто сейчас ты и Джереми здесь… — Она пожала плечами и потерла руки. — Я имею в виду, я объяснила всем, что мы просто друзья, поэтому они не должны думать, что поставили меня в неловкое положение перед тобой. Но в семьях всегда так… знаешь, когда появляется кто-то новый… любопытство и мысль, что, может быть, этот человек тот самый… В общем, им бесполезно что-либо говорить.

Алекс ждал, пытаясь понять.

— Тогда как долго ты собираешься сердиться на Коннора?

— Кто сказал, что я сержусь? У моих братьев деликатность носорога. Видимо, их в детстве роняли вниз головой.

Алекс засмеялся и обнял ее крепче.

— Ты самая изумительная женщина, — шепнул он ей в волосы. — Хотел бы я, чтобы ты увидела себя моими глазами, тогда бы поняла, какое ты чудо. Если бы все было по-другому…

Желание Алекса утешить ее много значило для Шеннон. Ей так хотелось, чтобы кто-нибудь принял ее такой, какая она есть. И вот теперь, когда она нашла идеального мужчину, оказалось, что он хочет быть просто другом. Но даже это не продлится долго. Они балансировали на слишком узкой грани.

Легкий ветерок ворошил хвойные гирлянды на перилах веранды, и Шеннон подумала о рождественской омеле, которую ее мать всегда подвешивала над входной дверью. Пара, поцеловавшаяся под омелой в Рождество, обязательно поженится…

Она подняла голову.

Конечно же, омела была здесь, связанная в дугу!

Алекс проследил за ее взглядом, и тень легла на его лицо.

— О, Шеннон, как бы я хотел…

— Нет, не говори об этом.