Граф посмотрел на жену. Она молчала, глядя на свои руки, сложенные на коленях.

«Не оплакивай меня так горько, Элли, – заканчивалось письмо. – Я не буду лукавить, мне не хочется умирать. Но время все решает, и мне кажется, что я хочу побыстрее встретиться с твоей дорогой матушкой, которая так мне нужна. Мне не хватает ее. Я словно лишился половины себя, и хочется, чтобы мы с ней опять стали единым целым. Счастливого Рождества, моя дорогая девочка. Среди других звезд с небес на тебя будут глядеть твои мама и папа».

Прочитав письмо, граф положил его на колени Элинор.

– Вас потрясло это письмо? – тихо спросил он.

– Вы об Уилфреде? – промолвила Элинор. – Возможно, это ранило бы меня сильнее, если бы Уилфред не приехал сюда. Так бы и было, если бы он не явился в поместье. Он показал, как дурно воспитан, приехав без приглашения и рассчитывая на мое постоянное внимание, на наши беседы с ним и мою любовь, как это когда-то было. Я разочарована в нем и зла на него.

– Но по-прежнему любите его? – не удержался от вопроса граф.

Наступила недолгая пауза, затем Элинор отрицательно покачала головой.

– Теперь я рада этому. Папа был прав относительно Уилфреда. У моего отца была раздражающая многих черта: он всегда оказывался прав.

– Всегда? – Граф не хотел, чтобы Элинор уловила нотки надежды в его голосе. Это было ее время, а не его. Он перед ней в долгу и обязан вернуть ей то, чего лишил в день смерти отца. Вынув небольшой, обернутый бумагой пакет, он вручил его Элинор.

– Это какое-то ювелирное изделие, – промолвила она, вынув из бумаги небольшую коробочку. – Золото. Медальон на цепочке. Она нажала на кнопку сбоку, и медальон открылся. В нем было две миниатюры.

У графа защемило сердце от тревожного ожидания, как дальше поведет себя Элинор.

– Это портрет моей матери. Отец постоянно носил этот медальон, – взволнованно произнесла Элинор. – После смерти папы я искала его, но не нашла. А это портрет отца, видимо, сделанный недавно, но еще до того, как он стал худеть.

Граф попытался улыбнуться ей, но она, разглядывая портрет отца, даже не подняла голову.

– Папа, – тихо прошептала Элинор. – Ужасно было видеть, как быстро он терял в весе. Глаза его казались такими огромными. – Наконец она подняла взгляд на мужа, в глазах ее блестели слезы. – Как, по-вашему, они уже встретились? Вы верите в загробную жизнь?

– Да, верю, – кивнул граф.

– Папа. – Рука Элинор, державшая медальон, дрожала. Она не отрывала глаз от миниатюры.

Граф взял ее руку, разжав пальцы, вынул из них медальон и надел его ей на шею. Он не взглянул на портрет ее матери, ибо не сомневался, что Элинор похожа на нее. Ни у кого из Трэнсомов не было таких темно-бронзовых волос, разве что у дочери дяди Гарри Джейн, и таких зеленых глаз.

Встав, он взял ее за локоть, привлек к себе и заключил в объятия, словно хотел согреть. Трепет ее тела перешел в дрожь, и Элинор громко и безудержно разрыдалась. Рыдания ее были мучительно горькими и ранили его душу. Он чувствовал, как глаза пощипывает от навернувшихся слез и перехватило горло. Он тихонько качал ее, как мать качает дитя, бормотал что-то успокаивающее, произносил слова, которые потом не мог вспомнить. Он словно пытался каплю по капле передать ей свою любовь и свои жизненные силы.

* *

Элинор казалось, что боль разорвет ее сердце надвое.