— Задумано? — переспросил д’Алемборд.

— На самом верху, — ответил Шарп, — и в результате я оказался под командой полковника Гюдена. Он обо мне заботился, этот полковник, даже хотел, чтобы я вместе с ним уехал во Францию. И не могу сказать, что тогда меня это предложение совсем не прельстило.

— Правда?

— Хороший был человек, Гюден. Но это было давно, Дэлли, очень давно.

И это означало, что больше он ни слова не скажет. Д’Алемборд был очень не прочь услышать историю про полковника Гюдена, но знал — майора Шарпа невозможно заставить пуститься в воспоминания после того, как он сказал, что это было очень давно. Он не раз наблюдал, как у Шарпа пытаются выспросить подробности о захвате французского Орла под Талаверой. Но Шарп лишь пожимал плечами и говорил, что любой мог сделать то же самое. Это просто везенье, он просто оказался в нужном месте в нужное время, и вещица обрела нового хозяина. Черта с два, подумал д'Алемборд. Шарп просто-напросто лучший солдат, которого он знал или имел шанс узнать.

Шарп остановился и вытащил из кармана зеленого мундира подзорную трубу. На футляре из слоновой кости была позолоченная пластина, а на ней — надпись по-французски: «Жозефу, Королю Испании и Обеих Индий, от его брата Наполеона, Императора Франции». Еще одна история, которую он никогда не расскажет. Шарп направил дорогое стекло на север, исследуя туманные холмы по ту строну границы. Он видел скалы, низкорослые деревца и блеск холодного потока, падающего с высоты. Над всем этим смутно проступали горные пики. Холодная, сырая, суровая земля, думал он, вовсе не то место, куда стоило отправлять солдат под Рождество.

— Лягушатников не видно, — довольно сказал Шарп, и уже собрался опустить подзорную трубу, как вдруг увидел какие-то движение в ущелье, куда убегала дорога. Шарп затаил дыхание, вглядываясь в узкий проем.

— Что там? — спросил д'Алемборд.

Шарп не ответил. Он смотрел на расщелину в сером камне, из которой внезапно появилась армия. Во всяком случае, это было похоже на армию. Шеренга за шеренгой пехотинцы в грязно-серых мундирах с трудом тащились с севера. Они шли из Франции. Он передал трубу д'Алемборду.

— Скажи, что ты видишь, Дэйли?

Д'Алемборд взглянул в окуляр и тихо ругнулся.

— Целая бригада, сэр.

— Которая, к тому же, движется не в том направлении, — сказал Шарп. Без подзорной трубы он не видел врагов, но мог предположить, что они собираются предпринять. Гарнизон должен пройти этой дорогой, и французскую бригаду послали убедиться, что проход открыт.

— Они не станут выступать сегодня, — сказал Шарп. Солнце уже опустилось за горные пики на западе, сгущалась ночная тьма.

— Но завтра он будут здесь, — взволнованно отозвался д'Алемборд.

— Верно, завтра. В самый Сочельник, — сказал Шарп.

— Что-то их многовато, — вымолвил д'Алемборд.

— Верно, — сказал Шарп. Он снова выдвинул трубу и стал разглядывать приближающихся французов. — Ни кавалерии. Ни артиллерии. Только пехота.

Он еще долго вглядывался в меркнущий свет, чтобы убедиться, что ни всадников, ни пушек у французов нет.

— Бочки, — внезапно сказал Шарп. — Бочки — вот что нам нужно!

— Бочки, сэр? — д'Алемборд уставился на Шарпа, словно майор вдруг тронулся умом.

— В таверне в Ирати, Дэйли, должны быть бочки. Я хочу, чтобы сегодня вечером они были здесь, все до одной.