А всем очень хотелось отдохнуть. Мальчики сняли обувь, засучили штаны и пошли вброд через протоку. Катя тоже сняла тапочки. А Светлана так и пошла по воде в своих туфлях. А что им сделается? Хуже они все равно стать уже не смогут.
На островке и в самом деле было очень хорошо. Ребята бросились в прохладную свежую траву — так бы и остались тут лежать, так бы и не встали! У Светланы еле хватило сил сбросить свои мокрые туфли.
Но прошла первая усталость, и все почувствовали, что хотят есть. Голод вдруг свирепо начал мучить их, желудки сжимались и словно подтягивались куда-то к спине. Даже голоса у всех ослабели от этого голода, и Катя примолкла, перестала напевать свою постоянную песенку.
Принялись есть траву — рвали щавель, чистили и грызли сочные стебли дудника. Потом решили развести костер, сварить чаю из лимонника. Но оказалось, что на островке нет сухих сучьев, придется лезть на берег. Крутой каменистый берег сейчас казался очень высоким, никому не хотелось лезть туда, не было сил. Сережа вздохнул и встал:
— Придется мне. Готовьте место — сейчас сучьев притащу.
Он закинул свои сапоги за плечо и побрел через протоку на отмель. Там он обулся и принялся карабкаться на высокий, крутой берег.
Катя встала:
— Ребята, ну что же вы? Давайте же место расчищать!
Толя не ответил и не шевельнулся. Антон и Светлана нехотя поднялись.
Вдруг Катя остановилась и протянула руку кверху ладонью:
— Дождь!
— Подумаешь, дождь! — проворчал Антон. — Какой там… эта… дождь! Подумаешь!
Ему нравилось быть героем. Он решил не обращать внимания ни на какие беды, ни на какие невзгоды. К тому же так хотелось горячего чаю, что ему и дождь не казался помехой. Он принялся энергично расчищать место для костра.
Солнце еще светило, но редкие капли дождя уже блистали в воздухе. Узколистая серебряная ива трепетала над ручьем от ветра, налетевшего с гор.
А вдали, высоко над сопками, в верховьях ручья, залегла тяжелая лиловая туча. Видно было, как резкие молнии пронзали ее. Глухой, далекий грозный гром доносился оттуда. Скоро там не стало видно ни сопок, ни туч — все слилось в густое марево дождя. Сверху, с крутого берега, вдруг долетел Сережин голос:
— Эй! В верховьях — гроза! Толя приподнял голову.
— Чего это он? — удивился Толя. — Двух капель дождя испугался?
— Да он же сейчас пройдет! — сказала Светлана, поеживаясь под редкими, но крупными каплями дождя. — Можно и здесь под кустиками переждать!
— Он, наверно, не дождя, а ручья боится! — сказала Катя. — Полеземте лучше.
А Сережа сверху все кричал и кричал им:
— Лезьте наверх скорее! Лезьте наверх!
— Ну, вот еще! — проныл Антон. — Я уж вон какой круг расчистил! А он — эта… наверх зачем-то!
Толя по-прежнему лежал под густыми ольховыми кустиками. И, кроме того, он больше не хотел подчиняться Сереже. Уж очень умный стал этот Сергей, все командует! Ну, а вот Толя не желает подчиняться его команде. Не желает — и все. И будет поступать так, как всегда поступал — как сам захочет.
В верховьях ручья лил дождь — тяжелый, плотный, безудержный. Масса воды обрушилась на вершины сопок и ринулась в распадок. Ручей вздулся, запенился, забурлил, коричневая вода с белыми гривками и мутной пеной шумно устремилась вниз по руслу. Поток сразу залил гальку и камни русла, поднялся чуть не до краев высокого берега и покатился вниз, ломая на пути деревья и вырывая с корнем кусты, выросшие по склонам распадка.
Ребята переговаривались, спорили и не замечали, что вода в протоке становится все выше, все дальше захватывает отмель, ближе подступает к островку…
Все шумнее и бурливее становилась река. |