Свет притушили, остались только два ярких пятна. Один прожектор освещал часть алой ковровой дорожки у возвышения, второй — Графиню, которая, нацепив очки, зачитывала текст по бумажке, тогда как по алой дорожке дефилировали модели — парами, мужчина и женщина. Я не знаю, зачем потребовались мужчины. Разве чтобы усладить взор. Потому что украшения были только на женщинах, а разглядеть их с такого расстояния не представлялось возможным. В любом случае те же самые украшения красовались и на маленьких столиках. Разумеется, все хлопали и приветствовали выход каждой новой пары восторженными восклицаниями. Как и на любом дефиле, полумрак то и дело разрывали фотовспышки.

Я воспользовалась моментом, чтобы понаблюдать за Флейшманом и Касси. Он то и дело наклонялся к ней и что-то шептал на ушко — видимо, комментировал происходящее. Она улыбалась, тихонько посмеивалась или закатывала глаза. Точно так же он вел себя и на лекциях в колледже, если мы рядом сидели в аудитории.

Время от времени мне удавалось отвести взгляд, но потом он вновь возвращался к ним помимо моей воли.

В какой-то момент, повернувшись, я увидела, что Флейшман смотрит не на меня, а на остальных сидевших за моим столиком. Мюриэль, Мелиссу, Линдси в дурацкой бейсболке. Я опустила глаза на ковер до того, как его взгляд добрался до меня. Щеки горели. И потому, что я читала его мысли (она сидит за столиком придурков), и потому, что ругала себя за собственную податливость. Я, как и Андреа, не хотела сидеть с аквамариновыми дельфинами, но вот села.

Хуже того: я словно вернулась в среднюю школу, где всегда оказывалась в кафетерии за столом с неудачниками. Но с другой стороны, мои соседки казались неудачниками только Флейшману. Во-первых, он их не знал, во-вторых, раздувался от собственной значимости.

Во мне крепло желание защитить своих соседок. Может, Мюриэль и побывала в психиатрической палате, но личностью была незаурядной, а ее остроумие просто оставалось недооцененным. И книга Мелиссы Макинтош оригинальностью не уступала книге Флейшмана. Да, она сделала слабую копию с ранее опубликованных любовных романов, но он-то вообще ничего не придумал, просто изложил на бумаге факты моей жизни.

Я вся кипела, и часть распирающей меня ярости не могла не выплеснуться на Касси. Какая же она жалкая! Сидит с самодовольной улыбкой на лице, словно наконец-то произнесла ту самую речь, в которой ей отказали в школе. Разве она не прочитала книгу, за которую издательство, по ее настоянию, выложило столько денег? На нее никто не обращал внимания, вот Флейшман, само собой, и подобрал ее. Для него это в порядке вещей.

Шоу закончилось, вспыхнули все люстры. Я допила вино и огляделась в поисках официанта. Все поднимались из-за столов, готовясь к продолжению общения.

Флейшман и Касси тоже встали. Направились в мою сторону.

Порадоваться чужому несчастью.

Я стиснула зубы. Дала себе слово не устраивать сцен. Не выказывать ревности. Как там сказал Люк? «Успех — лучшая месть».

Флейшман остановился, и я поднялась из-за стола.

— Привет, незнакомец.

— Привет.

Касси мне улыбнулась. Я едва подавила желание врезать кулаком по ее вздернутому носику.

Просто улыбнулась.

— Привет, Касси. Поздравляю с новой работой.

— С моей новой работой или новой находкой? — Она уцепилась за локоть Флейшмана.

Да, конечно. Вот уж новость так новость.

— И с тем, и с другим! — чирикнула я.

Флейшман смотрел поверх моего плеча, и было ясно, что мои соседки стоят за спиной. То есть мне следовало представить их или выставить себя грубой свиньей.

— Флейш, это Линдси и Мюриэль, мы работаем вместе, а это Мелисса Макинтош…

Я не собиралась пояснять, кто такая Мелисса. Пусть бы думал, что она тоже моя сослуживица.