— Я хотел найти и находил
для неё оправдания. Она говорила, что любит меня, и была так
горяча, так податлива, что я легко ей верил. И я… я не знаю, любил
ли я её, но мне очень — хотелось её любить. — Никлас явно хотел
добавить к этому что-то еще, но сдержался; он предпочитал скорее
погибнуть от пули Майкла, чем слишком уж обнажить свою душу.
Возвратившись к более безопасной теме разговора — поведению
покойной жены, он продолжил:
— В общем, я считал, что у нас хороший брак, пока однажды
ночью не пришел к ней в постель и не обнаружил на её груди следы
от любовных покусываний. Кэролайн даже не пыталась отрицать, что
была мне неверна. Вместо этого она рассмеялась и сказала, что не
ожидает супружеской верности и от меня и что я не должен требовать
верности от нее. Еще она заявила, что знает, как предотвратить
зачатие, и дала мне слово, что не зачнет ребенка, который не будет
моим.
И снова Никлас почувствовал то омерзение, которое охватило
его, когда он вдруг осознал, что супружество, к которому он
прикипел душой, было одной сплошной насмешкой.
— Я наотрез отказался принять это условие. Считая, что в её
власти заставить меня передумать, она попыталась соблазнить меня.
Jncd` я отказался лечь с нею в постель, она пришла в ярость,
сказав, что ни один мужчина ещё не бросал её, и поклялась, что
заставит меня горько об этом пожалеть. И, Бог свидетель, она
сдержала свою клятву. — Он посмотрел Майклу прямо в глаза. — Эта
милая сцена произошла где-то в апреле 1809 года. Прав ли я буду,
если предположу, что её любовь к тебе преодолела её нравственное
отвращение к адюльтеру примерно через несколько недель после этой
ночи?
Посеревшее лицо Майкла было достаточным ответом. Прежде чем
продолжить, Никлас незаметно придвинулся к Майклу поближе.
— Я отправил её в Эбердэр, а сам остался в Лондоне. Теперь я
понимаю, что мне следовало насторожиться, когда она так покорно
согласилась уехать, но тогда я был не в состоянии ясно мыслить.
Какое-то время я пытался отыскать смысл жизни в будуарах и
бутылках, но потом решил, что пора поехать в Эбердэр и все-таки
поговорить с Кэролайн. Я надеялся, что её взгляды могли поменяться
и мы сможем попробовать хоть как-то подлатать наш расползающийся
брак.
Но вместо сцены примирения получился классический театральный
фарс: глупый муж неожиданно возвращается домой и застает жену в
постели с другим мужчиной. И этим другим мужчиной оказался мой
дед.
Такое предательство было хуже самых жутких кошмаров; даже
теперь при воспоминании о той сцене у Никласа свело живот от
отвращения и ужаса.
— Они оба весело смеялись надо мной, а старый граф при этом
самодовольно объяснил, как умно он все обстряпал. Совсем так же,
как только что нечто похожее делал твой управляющий Мэйдок. Дед
всегда презирал мою цыганскую кровь и искал какой-нибудь способ
избавить от неё род Эбердэров. Сначала ему мешала долгая болезнь
первой жены, но едва бедняга скончалась, он женился вторично.
Однако Эмили так и не смогла зачать ему наследника, хотя он очень
старался.
— Ты лжешь, — сдавленно выговорил Майкл. — Зачем твоему деду
было идти на все эти ухищрения, если ты и так должен был
унаследовать все его состояние?
— Ты недооцениваешь его изобретательность, — сухо ответил
Никлас. — Он приготовил несколько явно сфабрикованных документов о
браке моих родителей и о моем рождении. |