— Я говорил чистую правду. — Он потянул её за руку вниз, так
что она села рядом с ним на кровать. — Удивительно, как близость
смерти проясняет ум. Почти сразу же после того, как ты явилась в
Эбердэр, я твердо решил, что не дам тебе уехать. Вот почему я
угрожал, что прекращу всякое содействие Пенриту, едва только ты
заговаривала о том, чтобы уехать, — это был мой единственный
способ уговорить тебя остаться. Мое стремление во что бы то ни
стало воспрепятствовать желанию деда было так сильно, что самый
очевидный и верный способ навсегда сделать тебя своей так ни разу
и не пришел мне в голову.
— Ты имеешь в виду брак? Он вынул шпильки из се волос и
погрузил пальцы в распустившиеся локоны.
— Вот именно. Но ты заметила, как быстро я настоял на свадьбе
после того, как мы с тобой стали любовниками? Я не решался
откладывать, потому что, если бы мы узнали, что ты не ждешь
ребенка, у меня бы уже не было основательного предлога для того,
чтобы жениться. Как видно, мой изощренный ум уже давно заключил,
что ты никогда не станешь моей любовницей, поэтому мне требовался
повод для того, чтобы, не теряя чувства собственного достоинства,
отказаться от клятвы никогда не жениться.
Эти слова наполнили её ликованием, и она рассмеялась.
— По-моему, ты воспринял мысль о женитьбе очень легко.
— Мысль не о женитьбе, а о тебе. — Он приподнял её лицо и
посмотрел в него глазами, такими же темными и мягкими, как черный
бархат. — Думаю, я всегда знал, что если мне удастся завоевать
тебя, ты меня не предашь. И я оказался прав, верно? Сегодня ты
рисковала своей жизнью, чтобы спасти мою. Но никогда, слышишь,
никогда больше не делай этого. Если бы пуля Уилкинса попала на
пару дюймов ниже… — Он содрогнулся.
— Но не попала же… — Она коснулась его щеки. — Вообще-то у
тебя сегодня был весьма удачный день. Мы с тобой остались живы, ты
наконец освободился от своего деда и Кэролайн и вновь обрел Майкла
и свою мать.
На его лице отразилось изумление.
— Когда ты так говоришь, я и в самом деле начинаю осознавать,
что это был замечательный день.
— Думаю, мы могли бы сделать его ещё лучше. — Клер окинула
его задумчивым взором. — Моя рука почти не болит. Он расхохотался.
— Я, кажется, знаю, о чем именно ты подумала, бесстыдница.
— Да, — подтвердила она, нисколько не раскаиваясь. — Я хочу
чувствовать тебя в себе, любимый. После того, как мы были так
близки к смерти, я хочу праздника жизни.
Он наклонился и нежно поцеловал её в губы.
— Я люблю тебя, моя милая учительница. И по правде говоря, с
удовольствием провел бы ещё один урок любви с тобой прямо сейчас.
Ты уверена, что у тебя не болит рука?
Клер, смеясь, откинулась на подушки и потянула его за собой.
— Если ты поцелуешь меня ещё раз, боль окончательно исчезнет.
Он занялся с нею любовью — так нежно, словно она была самым
драгоценным существом на свете. Раньше он околдовывал её чувства,
теперь же — саму се душу, потому что отныне ни у него, ни у неё
больше не было друг от друга тайн. Душа к душе и плоть к плоти,
вместе они познали то единение, о котором мечтали, и
действительность затмила все её надежды, как лучи солнца затмевают
пламя свечи. |