|
И притворство было успешным: никто ни разу не усомнился в её вере. Однако в глубине души Клер со стыдом сознавала, что она — не что иное как самозванка. Ей ни разу не довелось испытать духовного nayemh с Богом, которое составляло суть методистского вероучения. Ни разу не познала она экстаза божественной благодати, хотя нередко замечала его в других. Она держала эту свою несостоятельность в глубокой тайне и не говорила о ней никому: ни своему отцу, который полагал, что её душа так же открыта Богу, как и его собственная, ни старосте группы, своему духовному наставнику. Но она искренне верила в то, что миром правит божественный промысел, что лучше быть добрым, чем злым, что главное в жизни — это служение людям. И она всегда верила — ей необходимо было в это верить — что поступки важнее слов. Может быть, когда она предстанет перед божьим судом, совершенные ею добрые дела перетянут на чаше весов се духовную слабость?.. Она с силой прижала кулак к губам, чтобы подавить рыдания. Это было чудовищно несправедливо: она отнюдь не простодушная язычница, способная поддаться обаянию Никласа, не чувствуя за собою никакой вины, и вместе с тем… её игра недостаточно крепка, чтобы дать ей силу спокойно противостоять его чарам. Одно Клер знала наверняка: в следующие три месяца она воочию убедится в том, что ад существует. Глава 5 Один из пингвинов схватил клювом галстук Никласа и утащил его, однако на остальную одежду не покусился. Небрежно вытершись своим жилетом, Никлас оделся и, негромко насвистывая, двинулся к лошадям. Клер сидела под деревом, скрестив ноги по-турецки, лицо у неё было холодное и непроницаемое. От очаровательной стыдливости, которую она выказала, когда он начал раздеваться, не осталось и следа. А жаль. Протянув ей руку, он сказал: — Право же, вам следовало присоединиться ко мне. Пингвины были великолепны. Клер сделала вид, что не замечает его руки, и встала сама. — Уверена, что меня настолько ослепил бы ваш вид, что пингвинов я бы и не заметила, — язвительно ответила она. — О, стало быть, я уже начинаю производить на вас впечатление. Солнце заволокло облаками, стало холоднее. На обратном пути они не разговаривали. Поставив лошадей в конюшню, Никлас проводил Клер до дома и отворил перед нею дверь. Она больше не нервничала при его прикосновении, и это его радовало. Однако стоило Никласу оказаться в жилище деда, как все его хорошее настроение улетучилось. — Как вы находите этот дом, Клер? — спросил он, войдя со своей спутницей в главную гостиную. — Он очень роскошный, — немного помолчав, тихо проговорила она. Никлас оглядел комнату с видимым неудовольствием. — Я хотел спросить о другом: нравится ли он вам? Клер пожала плечами. — Как я могу ответить на этот вопрос? Я женщина простая, и вкусы у меня непритязательные. Я знаю, как оценить дубовый стул, побеленную известью стену или искусно сделанное лоскутное стеганое одеяло, но совсем не разбираюсь в дорогой мебели, живописи и аристократическом стиле вообще. — Это вовсе не означает, что ваше мнение не имеет ценности. Скажите: вам здесь нравится или нет? — Сказать по правде, этот дом производит на меня гнетущее впечатление. |
