Его юная супруга находится на первом месяце беременности.
Легкий шелест пробежал над головами аборигенов. Это понятно – беременность на острове, несомненно, трагедия. При любом раскладе.
– А Нильс здесь при чем? Мало ли от кого она дитя нагуляла? У вас тут нравы простые.
– Не смейте оскорблять честь моей супруги и мое достоинство! – вдруг попер Нильс на Семеныча. – Я признаю себя отцом!
– Ну и дурак, – сказала Яна. – Алименты кокосами будешь платить?
Шантаж. Грубый, глупый и совершенно бессмысленный.
Но я ошибся. В отношении последнего.
– По обычаю нашего племени, – медленно и раздельно проговорил Понизовский, – человек, нарушивший табу бездетности, подлежит сбрасыванию в Акулью лагуну с предварительным снятием скальпа.
– Я готов, – с достоинством ответил Нильс. И даже нашел в себе силы пошутить. – Но вот с моим скальпом, с его снятием, у вас будут проблемы. – И он, обнажив голову, звонко шлепнул себя по обильной лысине.
Понизовский холодно взглянул на него и с некоторой брезгливостью произнес:
– А при чем здесь твоя лысина, дед? Закон суров, но справедлив. Скальп снимают перед кормлением акул с провинившейся женщины. А провинившегося мужика изгоняют с острова. Верхом на пальмовом стволе. Или высаживают на Камень покаяния.
Признаться, я тут немного струхнул. Кто знает этих аборигенов. А у Нильса подкосились ноги.
В тот же миг на наших руках защелкнулись наручники. И сделано это было вполне профессионально.
Я взглянул на Семеныча, он не дрогнул лицом. Все идет как надо. Как надо нам, а не им. Да, я бы предпочел дружить с Семенычем. А вот они этого не знают.
Меня больше всего беспокоило, как обойдутся с Яной. Врагов у нее здесь, среди половых охотников, накопилось много. Но Яну быстро окружили женщины во главе с Авапуи и увели куда-то в глубь острова.
А нас, немилосердно подталкивая, привели в «па». Широко распахнули дверь из досок, пихнули внутрь. Я успел осмотреться – длинное здание вполне европейского типа, похожее на пакгауз, несколько входных дверей. В одну из них нас и втолкнули. Заперев за нами дверь на засовы из железного дерева.
Что-то вроде захламленной кладовки. В углу – драные корзины, мешки из синтетики, пустые бутылки и банки. Под потолком узкая щель. Вся обстановка.
Нильс тяжело плюхнулся на пол.
– Это я во всем виноват! Но в чем, друзья мои? Бедная Маня.
– Да и тебе не поздоровится, – утешил его Семеныч. – Куда ты поплывешь на бревне? – Семеныч сел с ним рядом, откинулся спиной на кучу корзин. – Отдыхайте, ребята. Ночью потрудиться придется. – Он гибко, по-змеиному, изогнулся, и скованные сзади руки оказались впереди. Пошарил под корзиной, достал сигареты. – Покурим, Серый. А Ильичу не дадим – это он во всем виноват. Мы закурили.
– Слушай, Семеныч, а этот хрен Ахунуи, он может успеть, нет?
– Не может. Он сейчас в море болтается. Без руля и без ветрил. Я с движком его катера поработал, мили на две его хватило. И вообще, его течением сюда вернет. Если его Тупапау не съест.
Нильс горестно прислушивался, молча страдал.
Долго не темнело. А когда стемнело, Семеныч из-под той же корзины достал ключик, отомкнул мои наручники, а я следом – его и Нильса.
– Здорово, – сказал Нильс. – А дальше?
– А дальше, Ильич, – доставая все оттуда же оружие, сказал Семеныч, – посидишь здесь, молча. Нас дождешься. Мы за Янкой сходим.
Мы быстро раскидали корзины и выбрались подкопом за ограду «па». |