Толмачев повернулся ко мне:
— Я слышал, вы живете в макбаре, господин ученый секретарь, хоть бы раз пригласили в гости. Я еще не видел макбары.
— Буду очень рад, — ответил я, краснея и боясь, что надо мной все смеются.
— Ну, тогда давайте так, — сказал Толмачев, — пусть Эспер Константинович займется фотографированием, а мы тем временем съездим к вам. Есть у вас какая нибудь таратайка?
Рустам несмело толкнул меня в бок.
— Есть, Владимир Николаевич, — отозвался я.
— Но подождите, — сказал он. — У нас все таки мало рабочих. Надо еще поднанять. Здесь есть поблизости?
— Тут невдалеке кишлак, — сказал я, — я знаю людей там, можно поговорить с ними.
Вдруг вмешался Борис:
— Да, да, я тоже там был. Но это отсталый народ, а есть русские, которые охотно будут работать.
— Это кто же? — спросил Толмачев.
— Да вот, Эспер Константинович знает, — Борис выразительно посмотрел на Листера, — толковый народ, один трех азиатов стоит.
— Это вы что, хотите меня уговорить, что кто либо управляется с лопатой лучше узбека крестьянина, да еще в три раза?
— Да нет, в самом деле очень здоровый народ. Поглядите сами.
— Ну и погляжу. А вы, Эспер Константинович, своим чередом подыщите еще десятка полтора узбеков.
— Владимир Николаевич, — ворвался в разговор я, — а кто этот Лишкин и почему он приезжал?
— Ах, Лишкин! — улыбнулся Толмачев. — Вы не глядите, что он такой невзрачный, он блестящий знаток своего дела. Мы вместе кончали археологический институт в 1883 году.
— Какое же это его дело? — спросил Листер.
— Древняя письменность и «реалиа», — ответил Толмачев, — вернее сказать, «материалиа». Он знаток бумаги, пергаментов, списков, столбцов, принадлежностей для письма, тушей, чернил и массы вещей, о которых редко кто думает. Там он орел.
Тем временем Рустам уже запряг лошадей, и мы совершили маленькую поездку в макбару, напились там чаю, обследовали окрестности и к четырем часам дня возвратились в лагерь.
4
По возвращении из макбары только Толмачев и Листер сели за план территории раскопок, как Борис ввел двух человек и представил их Толмачеву. Я перехватил взгляд Бориса — он сделал еле заметный знак Листеру.
— Вот, Владимир Николаевич, два новых землекопа, Петров и Осоргин.
— Здравствуйте, — обратился к ним Толмачев. — Откуда будете?
Те, сняв фуражки, прогудели осиплыми голосами:
— Тверские, батюшка.
— Далеко от Твери самой?
— Да нет, — ответил тот, кто был повыше ростом, — так, верст пятьдесят будет.
— Это в какую же сторону, к Клину?
— Да, к Клину.
— Далеко от железной дороги?
— Никак нет, близко.
— Уезд то какой?
Крестьянин затруднился, потом торопливо подхватил:
— Да Клинский, батюшка, Клинский, какой же еще?
— У сестры моей в Тверской губернии имение, вернее, было. Думал, вы из тех краев. Ну ладно, копать умеете?
— Ну как же не уметь? Ишшо бы, сызмальства по крестьянству.
— Не пьете?
— Ни ни.
— Пожалуй, подойдут, — вставил Листер.
— Ну, как знаете, — заключил разговор Толмачев и повернулся к карте.
Борис и новые рабочие вышли. |