|
А старец-воевода отучал полагаться на что-либо, окромя собственных мечей. Велел не влипать беспомощно спиной в дерево или камень, а постоянно нападать самому. Нападать, нападать, нападать… И то ведь верно! В каменном гробу – Эржебетт лежит, и кто знает, что на уме у Черной Княгини. Хоть и стиснута она осиной, хоть и обездвижена полностью, но неуютно все же сражаться, когда сзади – еще одна темная тварь. Оттолкнувшись спиной, Всеволод снова ринулся на противника. И снова не достиг цели. Только непрекращающийся звон стали о сталь. И резкая боль в кистях. И – ничего больше. Что еще советовал ему Олекса? Каков был главный урок последнего учебного боя? А урок нехитрый. И запомнить его нетрудно: не дай темной твари до себя дотянуться. Не дай добраться. Иначе – конец. Меч Бернгарда, правда, еще не коснулся Всеволода ни разу. Но была ли в том заслуга обоерукого воя, не умевшего пробить двумя клинками защиту одного? Вряд ли. Бернгард просто не хочет его смерти. И даже подранить всерьез не пытается. И словно говорит о том без слов. Всем этим боем говорит. Ладно, пусть так. Учтем. Используем. И раз уж такое дело… Всеволод атаковал вновь – яростно; ничуть более не заботясь о защите. Только бы достать тварь! Достать бы! Только! Вышло не так. Иначе все вышло. Случайно и непредсказуемо. Нелепо. Ох, и подшутила же над ними обоими насмешница-судьба в этом неправильном поединке, где с самого начала все шло наперекосяк, не так, как надо, не так, как привычно. Нет, не он в итоге достал Бернгарда. Бернгард достал. Его. Вовсе того не желая. Но – оплошав. Не в защите оплошав и не в нападении – тут у князя-магистра все было идеально. Однако, отводя молниеносным и сильным, скользящим – от головы к колену – двойным контрударом почти одновременные, почти неотразимые выпады Всеволодовых клинков (один меч пал сверху, другой – взметнулся снизу) магистр не уберег противника. То ли не сумел, то ли не успел за сверкающей сталью углядеть выставленную вперед ногу Всеволода. А может, и сумел, может, и успел. Углядеть. Да попросту не смог вовремя остановить свой меч, инстинктивно брошенный навстречу мечу чужому. Отбить-то от себя шедший снизу клинок изловчился, а вот не задеть притом Всеволода… В этот раз не получилось. Полоснул-таки Бернгард. Самую малость. Самым кончиком длинного рыцарского меча. Оцарапал правую ногу между наколенником и поножем. В иной схватке так точно и захочешь – не попадешь. Будто специально целил! Хотя не специально, конечно, же. Рана – смешная, несерьезная. Никакого урона, никакого стеснения движений. Так, срезали слегка кожу. И боли нет – скорее уж досада. Но брызнувшие алые капли все же изрядно подкрасили заточенную сталь поверх серебряной насечки. Потекли, оставляя влажные дорожки, по лезвию. Бернгард отшатнулся. Отшагнул, нет – отпрыгнул назад, отдергивая оружие в сторону. Крикнул – испуганно и требовательно. Будто самому только что полноги оттяпали: – Перевяжись, русич! Останови кровь! Немедленно! Ага… Сейчас! Разбежался! – Сама… – процедил Всеволод сквозь зубы, – остановится сама. Подумал про себя – зло и насмешливо: «Эвон как мы Изначальную кровушку бережем! Не желаем проливать понапрасну ни капли». Да только тут злорадствуй – не злорадствуй, но ясно уже, как божий день: одному ему с магистром нипочем не справиться. Взгляд Всеволода метнулся к двери. А дверь – заперта плотно. А дверь – на засове. Эх, подмогу бы сюда! Но ожидавшие его за общим склепом дружинники понятия не имеют о том, что здесь творится. |
