С плохо скрываемым раздражением пилот повторила свой вопрос:

– Оно должно иметь татуировку, то есть несмываемое тавро, по которому будет проверяться его принадлежность. Простите, – недовольно произнесла она. – Может быть, я плохо изъясняюсь на языке почтенного ученого? Мне позвать официального переводчика?

– Нет, нет, не нужно, – слабо произнесла Цендри. – Вы прекрасно говорите, только некоторые термины мне не совсем знакомы. Я поняла вас. Нет, Дал не имеет татуировки. Видите ли, – она замялась, – клеймить мужчин не в наших традициях.

Девушка пожала плечами и, скривив губы, удивленно покачала головой.

– Очень странно, – проговорила она. – Но все равно, как я уже сказала, исходя из высокого уважения к ученой даме мы пошли на некоторые уступки, в частности и это требование было исключено специальным постановлением Проматриарха.

Несмотря на изысканный дипломатичный тон, по звучавшей в ее голосе неуверенности чувствовалось, что она пытается что‑то скрыть. Возможно, свое негативное отношение к сделанным уступкам. «Нисколько не сомневаюсь в том, – размышляла Цендри, – что она считает все эти уступки ошибочными».

Цендри старалась держаться как можно более уверенно и спокойно. «Главное, – твердила она себе, – это сдерживать свои эмоции».

Она сложила ладони у лица и пробормотала традиционные слова благодарности в адрес неизвестного ей, но весьма предусмотрительного и заботливого Проматриарха.

– И тем не менее, – продолжала пилот, – я надеюсь, что ученая дама согласится со мной, оно обязано иметь какой‑то отличительный знак, по которому узнается его владелец. К сожалению, – она наклонила голову, – эту формальность мы не можем исключить. – Она немного помолчала. – Если вы желаете, то мы вызовем в космопорт хирурга и сразу после приземления она нанесет на принадлежащий вам предмет татуировку. Это делается очень быстро и почти безболезненно. Рисунок может быть самый разный, от простой надписи до прекрасного цветного орнамента.

Цендри глупо моргала и беспомощно смотрела на Дала. Тот, как его и учили, бесстрастно смотрел в сторону, будто не слышал ничего, что говорят женщины. Цендри очень хотелось посоветоваться с Далом, но она понимала, что такое ее поведение вызовет у пилота шок. Она вздохнула и, стараясь говорить твердым голосом, произнесла:

– Нам ничего не говорили про эти требования, поэтому мы не можем с ними согласиться. Поскольку мы не собираемся оставаться на Изиде‑Золушке навсегда, ставить на него какое‑либо клеймо или татуировать его считаю нецелесообразным.

«А что мне делать, если она будет настаивать? Пригрозить, что в этом случае я тут же разворачиваюсь и улетаю обратно, на Университет?»

Брови пилота снова взлетели вверх, и Цендри сразу догадалась, что в одном предложении она умудрилась сделать сразу две ошибки. Во‑первых, она назвала планету тем именем, под которым она фигурировала в свитках Университета, то есть Золушка. Вторая ошибка, лингвистическая, о которой ее неоднократно предупреждали, была куда более серьезной. Вместо того, чтобы называть Дала «оно», Цендри говорила о нем, как это принято в Едином Сообществе. Когда до Цендри дошло то, что она сделала, пилот буквально кипела от негодования. Извиняться за ошибки было бесполезно – это усугубило бы бестактность. Для Цендри лучше было остаться в глазах пилота невежественной, чем вульгарной, и она промолчала.

Нервно поеживаясь, пилот старалась держать себя в руках.

– В таком случае, – произнесла она, – я посоветовала бы ученой даме позаботиться о временной маркировке объекта. Оно, – пилот сделала особое ударение на этом слове, – может быть отмечено и другими способами.