Спокойствия поубавилось, но не убавилось уверенности в том, что он знает, что делать. И это не нравилось мне все больше и больше.
«Мерседес» миновал тихую Фридхофштрассе, пересек по высокому мосту черную реку Лех, обогнул ярко освещенную пустую площадь с ратушей, шестнадцатый век, раннее барокко, и остановился возле небольшого, но по виду дорогого отеля. В углу уютного холла был небольшой малолюдный бар. Прапор с чемоданом шефа поспешил к конторке администратора, а Янсен прошел в бар, жестом предложив мне следовать за ним.
– Wollen sie?[4] – осведомился бармен.
– Jin mit Tonic,[5] – заказал Янсен и повернулся ко мне. – Вам?
– Тоник. Без джина.
– Вы не пьете? – слегка удивился он. – Почему?
– Не люблю, когда утром болит голова.
– Не обязательно пить много.
– А тогда зачем пить вообще? У нас говорят: только рот поганить.
– Странная логика, – заметил Янсен и принялся объяснять бармену мой заказ, дважды повторив слово «krank».[6]
Бармен посмотрел на меня с глубоким сочувствием.
Над стойкой бара работал телевизор с приглушенным звуком. Шли ночные новости. Картинка разительно отличалась от той, какую мы привыкли видеть на российских экранах. В этом немецком мире России не существовало. Бундестаг. Биржа. Переговоры в Рамбуйе. Злобная физиономия Милошевича: «Er sagt „nein“.»[7] Косово, этнические чистки. Зверства сербов. Еще зверства сербов. И еще зверства сербов. И с душевным облегчением воспринимался вид американских тяжелых бомбардировщиков В‑52 и «невидимок» F‑117, совершающих посадку на базу в Испании. Наконец‑то. Они ужо наведут порядок.
Лишь в конце обзора мелькнул президент Ельцин, который что‑то грозно сказал, потом премьер Примаков, который что‑то гневно ответил. Опять чего‑то не поделили.
Янсен расплатился за свой джин и мой тоник и сделал знак бармену поставить стаканы на столик в углу. Потом снял свой капитанский реглан, бросил его на спинку стула и кивнул мне:
– Располагайтесь. Здесь мы сможем спокойно поговорить. Господин Пастухов, вы знаете, о чем я хочу говорить.
– Догадываюсь. Но будет лучше, если вы скажете сами.
– О чем вы догадываетесь?
– Вы хотите сказать, что наш контракт расторгнут. И вы хотите получить назад ваши сто тысяч баксов. Надеюсь, не все, а ту часть, которую мы не отработали. Что ж, мы можем это обсудить.
– Нет, – возразил Янсен. – Я хочу определиться в свете того, что произошло.
– А что произошло? – удивился я.
– Вы не понимаете?
– Нет. По‑моему, не произошло ничего.
– Почему вы хотите выглядеть глупей, чем вы есть?
– Потому что это проще. Вы никогда не пробовали выглядеть умней, чем вы есть? И не пробуйте. Для этого есть только один способ: все время молчать.
– Я хочу обсудить ситуацию в свете того, что мы узнали.
– А вот это правильно. В свете того, что мы узнали. А не в свете того, что произошло. Потому что то, что произошло, произошло полвека назад. И что произошло, мы не знаем. И вряд ли узнаем. А хотелось бы.
– Не умничайте!
– Опять не нравится. Тогда молчу.
– Контракт не расторгнут. Завтра вы возвращаетесь в Таллин и продолжаете выполнять свои обязанности по охране Томаса Ребане. Отправку в Таллин останков Альфонса Ребане возьмут на себя другие люди.
– Останков Альфонса Ребане, – повторил я. |