При его появлении Артист собрал со стола какие‑то фотографии и перевернул их лицевой стороной вниз, а Пастухов, сидевший за портативным компьютером‑ноутбуком, убрал с экрана изображение. Кроме ноутбука и снимков, на столе лежали три желтых кожаных пистолетных кобуры с ремнями и почему‑то только два пистолета.

– Проходи, – повторил Муха. – Зачем подслушивал?

– Я не подслушивал, клянусь! – заверил Томас. – Просто хотел зайти и это самое.

– Что?

– Да просто так. От не хрен делать, – честно признался он и понял, что это был самый правильный ответ.

Враждебность не сказать чтобы полностью исчезла, но как бы поистончилась.

– И я хотел спросить у тебя, чем вся эта история кончается, – продолжал Томас, обращаясь к Артисту.

– Какая история?

– Про которую вы вчера говорили. В аэропорту. С кинорежиссером Кыпсом. Ну, «Гамлет».

– Ты хочешь сказать, что не читал «Гамлета»? – недоверчиво спросил Артист.

– Конечно, читал. Как я мог не читать? Но конец помню немножко смутно. Поэтому и спрашиваю.

– Эта история кончается очень красиво, – со странноватым, почему‑то насторожившим Томаса выражением ответил Артист. – «Пусть Гамлета поднимут на помост, как воина, четыре капитана. Будь призван он, пример бы он явил высокоцарственный. И в час отхода пусть музыка и бранные обряды звучат о нем. Возьмите прочь тела».

– Тела? – озадаченно переспросил Томас.

– Ну да, тела.

– Тела, имеется в виду, не очень живые?

– Совсем неживые.

– А сам Гамлет? Он тоже, это самое?

– Конечно. А как же? Труп.

– Труп, – повторил Томас. – Как‑то это… А может, не совсем труп? Может, все просто подумали, что он труп, а он потом встал и пошел?

– Куда он пошел? – удивился Артист. – Куда ему идти?

– Ну, мало ли куда. По делам.

– Фитиль! Ты что несешь? По каким делам? Какие дела могут быть у героя трагедии после финала? Это же трагедия! А в трагедии финал всегда только один! Один! Понял? Один!

– Ну, один, один. Я же не спорю. Я просто спросил, чем это дело кончается. А ты нервничаешь. Вместо того, чтобы ответить спокойно.

– Отвечаю спокойно. Последняя ремарка: «Похоронный марш. Все уходят, унося тела, после чего раздается пушечный залп».

– Красиво, – подумав, согласился Томас. – Да, красиво. Но мне почему‑то не очень нравится.

– Садись, – сказал ему Пастухов. – У нас проблема. И ты можешь помочь. Ты язык за зубами держать умеешь?

– Вообще‑то не очень, – признался Томас. – Особенно по пьянке. Но сейчас это не актуально. На триста пятьдесят девять дней.

Пастухов достал из спортивной сумки с надписью «Puma» странного вида плоский магнитофон с миниатюрной кассетой и наушничек. Объяснил:

– Здесь записан разговор. На эстонском. Нужно расшифровать его и перевести на русский. Сможешь?

– Почему нет? Могу даже перепечатать. Только я печатаю двумя пальцами. И с ошибками, – самокритично добавил Томас.

– Не страшно.

– А кто говорит? – полюбопытствовал Томас и тут же объяснил причину своего любопытства: – Мне же нужно знать. Или не нужно? Тогда не говори.

Вместо ответа Пастухов нажал копку «Play». В наушнике раздался слегка скрипучий, явно старческий голос.