Он размял длинные, мягкие как пластилин, пальцы. Потом бросил на девочку взгляд исподлобья и провалился куда то вниз, оставив после себя небольшую западину в лесном ковре.

И снова она осталась одна. Шум в голове заметно стих, и это ее напугало. Будто бы часть воспоминаний уже успела ускользнуть от нее, вытекая из глаз, сочась из пальцев и впитываясь в прогретую солнцем землю. Она стремилась все позабыть, а ей предлагали сделать наоборот?

Вспомнить все, что случилось?

«Нечего терять».

В ушах раздалось глухое жужжание.

– Подождите. Не мешайте, и дело пойдет быстрее.

Отыскав поблизости сухой пенек, она присела на него и закрыла глаза. Шуршание насекомых, еле слышный треск коры, легкие порывы ветра были идеальным фоном для тяжелой умственной деятельности.

Ей придется отмотать кусок своей жизни на восемь месяцев назад. Что может быть хуже, чем воспоминания о собственных неудачах и косяках? Ведь именно ими и было наполнено все ее существование, а в особенности – конец прошлого лета и начало холодной, небывало грязной осени. С грязью ей вообще пришлось познакомиться достаточно тесно, потому что почти каждый день она так или иначе оказывалась на земле, по множеству причин.

Было много падений, много синяков, испорченной одежды, потраченных нервов, пролитых слез и самых нелепых, странных, зачастую страшных и нереальных событий в ее жизни.

Нет ничего удивительного, что она мечтала все это позабыть.

Воспоминание 1

Над горизонтом, там, где море соединялось с облаками, вспыхнуло небо. По осеннему бледная полоса казалась прохладной на ощупь и продолжала расти, пока полностью не вытеснила собой ночь и предрассветную дымку. Вслед за ней показалось солнце, ярко озарив крыши домов и узкие, виляющие вверх вниз улицы Брайтона – самого счастливого города Британии. Здесь люди не пользовались гардинами и предпочитали спать с открытыми настежь окнами – соленый морской воздух и нежные солнечные лучи создавали ощущение, будто бы ты просыпаешься на пляже.

Впрочем, были и исключения. Одно из окон на втором этаже двухъярусного небольшого домика было наглухо запечатано плотными шторами. За ними спряталась спальня с бежевыми мягкими обоями, одноместной кроватью и перевороченным на ней одеялом, которое мерно поднималось и опускалось в такт дыханию спящего.

Солнце поднималось все выше и в комнате становилось душно: человек беспокойно замычал во сне, сбивая одеяло ногами. В этот же миг дом наполнился громкими, раздающимися с первого этажа возгласами:

– Келен, спускайся сейчас же! Восемь утра, ты уже опаздываешь!

До ушей слова долетали с опозданием. Больше всего на свете хотелось спать. Будильник на столе по партизански молчал.

Послышались шаги, заскрипели деревянные ступеньки лестницы. Дверь комнаты распахнулась настежь, стукнувшись о стену, а на пороге в сумраке комнаты появилась худая высокая фигура.

– Неужели ты еще не проснулась?! – Звуки голоса обрушились на голову подобно цунами. – Немедленно вставай, лентяйка ты эдакая!

Спасительные шторы разъехались по бокам, впуская в комнату солнечные лучи. Они не заставили себя ждать и резво заскакали по лицу, кусаясь и щипаясь, заставляя морщиться и прятать глаза от их едкого присутствия. Над кроватью нависла женщина со строгим, некрасиво осунувшимся от ежедневного стресса лицом.

– Я встаю, мам.

Голос девочки не соответствовал отпечаткам подушки и следам засохших слюней на щеках. Он звучал сосредоточенно и собранно, как у солдата в армии.

– Пять минут. У тебя есть пять минут! Иначе всю следующую неделю будешь ночевать в школе!

По лбу прилетела легкая затрещина. Дверь хлопнула еще раз, заглушив причитания и ругательства. Келен, мокрая и липкая, осталась сидеть на кровати с ошалевшим от испуга лицом и бешено стучащим в груди сердцем.