Изменить размер шрифта - +

Невольно вспомнилась первая в его жизни платная ликвидация…

Освобожденный после трехлетней отсидки на зоне Пуля вышел из лагерных ворот далеко не в радужном настроении. Казалось бы, по какой причине горевать? Перед ним немноголюдная улица сибирского города, его не пасут вертухаи, мир не окольцован колючей проволокой. На руках – настоящий документ, не опасная ксива, впереди – родительский дом, безмятежная жизнь. Короче – свобода.

Но на руках недавнего зека – невидимые браслеты.

В лагере его завербовали. В так называемый «эскадрон смерти». Сделали это без заполнения анкет, подписок о сотрудничестве и неразглашении. Но Пуля понимает: стоит ему сделать «шаг вправо, шаг влево», и он – мертв. Без приговора суда, выступлений адвокатов, допросов свидетелей очевидцев. Методов хватает: шило в сердце, петля на шею, выстрел из за угла, свалившийся на голову кирпич.

От лагерных дружанов «новобранец» узнал: «эскадрон смерти» создан криминальными структурами России, вернее – их верхушками, для казни предателей и вообще людей, ставших опасными. Вербуют туда далеко не каждого, предпочтение – бывшим военным, особенно. десантникам, снайперам, минерам. На Пулю выбор пал из за его страстной любви к оружию, снайперскому мастерству. Командование «эскадрона» невесть откуда узнало о фантастической способности «кандидата» всаживать из всех положений пулю за пулей в одну, практически, точку мишени.

Перед самым освобождением к нему подошел немолодой человек, высокого роста со странной спотыкающейся походкой.

– Пуля?

Зек удивленно поглядел на незнакомого мужика.

– Ну, Пуля… Что нужно?

– Не штормуй, сявка. Есть базар. Ты избран в «эскадрон». Согласия не требуется. Отказ означает смерть. Вздумаешь трекнуть вертухачм – сядешь на перо… Усек? И все же хочется спросить: как смотришь?

Странно, подумал Александр, если от него не ожидают ни согласия, ни, тем более, отказа, к чему непонятный базар? Вполне достаточно обычного сообщения. Какая разница, как он «смотрит» на перспективу снова оказаться за колючкой, с десятью, как минимум, годами на ушах?

– Что делать? – осторожно спросил он.

– Не штормуй зря, – с едва заметным раздражением повторил странный собеседник. – Что делать, говоришь? Мочить кого укажем, – жестко проговорил он, положив тяжелую руку на плечо будущего киллера. – Не боись, дружан, не бесплатно – за каждого клиента станешь получать баксы. Сколько

– зависит от сложности и важности. Сейчас поезжай к маменьке. Хочешь – вкалывай, не хочешь – садись в бест. Когда потребуешься – найдем… Все.

Вербовщик, угодливо улыбнувшись проходящему мимо прапорщику, отвалил в сторону. Дескать, ничего особенного не произошло, прикурил у кореша, поблагодарил – все дела. Не извольте беспокоиться, гражданин вертухай, все чисто, как у бабы за пазухой.

Больше завербованный зек его не встречал.

Всю дорогу домой Пуля обдумывал непонятный краткий разговор, оглядывал его со всех сторон, как говорится, брал «на зуб». В принципе, «спотыкач» выразился однозначно: мочить. На платных началах. Кого именно? Выстрелишь, скажем, в банкира – одна проблема и одна цена, в журналиста писаку – совсем другие. И цены и проблемы. А вдруг заставят отправить к апостолам какого нибудь политика? Имеет ли он право отказаться или этим самым отказом нажмет спусковой крючок направленного на отказника ствола? Или его снова повяжут сыскари, суд отправит за решетку?

Мысль о том, что он может снова оказаться на зоне, вызвала озноб.

На этот раз зек парился по чепуховой причине. Пошли с дружаном в гости к давалке, обслуживающей десятки голодных мужиков.

Быстрый переход