– Базар такой: Монах велел замочить директора продмага. Я наведу.

После получишь два куска баксов. Ствол со мной, отдам перед делом.

Новоявленный киллер не ощутил ни малейшего страха, наоборот, его воодушевила обещанная награда. Две тысячи, сколько это в переводе на родные рублики? Ого, громадная сумма, никогда ранее им невиданная! Можно прибарахлиться. Да и Аннушке подарить что нибудь ценное. Сколько времени встречаются и – ни одного подарка.

Но смутные опасения все же остались. Ликвидация директора хилого магазина не вяжется с «высоким» предназначением «эскадрона смерти». Что то здесь не так.

– Чем насолил Монаху дерьмовый торгаш?

– Усохни, сявка! – беззлобно прикрикнул мужик, выдавливая из опорожненной бутылки последние капли. – Наше дело – петушинное, сказано – сделано. Остальное Монах знает… Давай похаваем и отрубимся. Устал я, паря, зверски.

Пришлось кликнуть мать. Она тут же вошла. Будто сторожила за дверью. А может быть и сторожила! Боится старая как бы снова не окольцевали сынка, не уволокли его в преисподнюю, почему то именуемую «зоной».

– Мать, человек останется ночевать. Надо накормить да постелить в боковушке. Намаялся мужик, добираясь на попутных, пусть отдохнет.

Верный расчет на жалостливость матери сработал. Не прошло и получаса, как посланец Монаха храпел на чистых простынях…

Утром, плотно позавтракав, он вежливо поблагодарил хозяев и ушел. Через три дня вернулся. Такой же озябший, с такими же соплями сосульками. На свет Божий появилась нераспечатанная бутылка с водкой, в глазах – голодная туманость.

– Все готово, Пуля, – выглушив пару стаканов и заев их ломтиками мороженного сала, об"явил он. – Завтра в семь утра торгаш должен поехать в город. С ним – один охранник. Даже не охранник – кореш. Водитель – фрайер, не опасен. Придется замочить обоих – директора и его дружана… Не сдрейфишь? А то гляжу – с лица сбледнул.

– Я сбледнул? – изобразил гнев Александр. Ибо монаховец отгадал – сердце новобранца будто взбесилось: то бьет в набат, то замирает, в голове

– недавно покинутые тюремные нары, лагерная баланда и настороженные вертухаи. – Двоих, значит – двоих! Какой ствол?

Пуля с любовью погладил поданный ему старенькую «тэтушку». Достал обойму, высыпал на ладонь тупорылые патроны, оглядел. Вдвинул на место. Вопросительно поглядел на наводчика. Все сказано или еще что нибудь добавит?

– На дело пойдем вместе, в случае чего – прикрою…

Утро выдалось ядренное. Мороз набрал обороты, ртуть в термометре подскочила к тридцати. Отцовская телогрейка и меховой треух оказались бессильными – ноги руки закоченели, уши – вот вот отвалятся. Но внутри – жар, будто туда насыпали тлеющих углей.

Возле двухэтажного дома стоит «москвич» с работаюшим двигателем. За рулем – немолодой мужчина в пыжиковой шапке и теплой куртке. Возле машины разговаривают двое.

– Вон тот, в дубленке – твой клиент, – шепнул наводчик. – Я перекрою улицу, появятся менты – отвлеку… Работай, паря!

Киллер медленно, будто прогуливается, двинулся к машине. Руки – в карманах. Любому понятно – замерзли, Правая лежит на рукоятке ТТ, указательный палец будто пристыл к спусковому крючку.

Видимо, внутреннее напряжение неопытного «эскадронца» сказалось на его внешности. Собеседник человека в дубленке резво обернулся и вдруг тычком ударил Пулю. С такой силой, что тот опрокинулся в сугроб и на мгновение потерял сознание. Лишь на мгновение. Лежа, выхватил пистолет и дважды выстрелил.

Оба клиента упали. Собков отбросил оружие и нырнул в проулок.