Пацан повис на шее Босяка, жена остановилась рядом. Укоризненно заговорила.

– Сколько можно работать, Павлушка? Все нормальные мужики давно сидят возле телеков, общаются с семьями, а ты…

– Для отдыха и общений бабки нужны, и – немалые. Вот и приходится прихватывать вечера, иногда даже ночи.

Обычная беседа. Женщина мечтает полольше удержать мужа дома, а он сопротивляется. Заботится о материальном достатке, уютной квартире, современной мебели.

– Понимаю, Павел, все понимаю, – соглашается она с доводами супруга, кокетливо оглаживает гладкую прическу. – Только нужно и здоровье поберечь, заболеешь – дороже станет.

– Не заболею, я двужильный…

– Папка, пошли домой, я что тебе покажу, – тянет отца за штанину Антошка. – Наша Мурка окотилась?

Неожиданно в семейную беседу ворвался грубый, хриплый с перепоя мужской голос.

– Босяк, дерьмо вонючее, куда нацелился, падла? Босс вызывает, а ты…

Посыпался набор такой гнусной брани, что женщина вспыхнула и зажала сыну уши. Собков выругался сквозь зубы. Одно дело базарить между собой, мужики – народ грубый, совсем другое – материться в присутствии женщин и детей.

– Сейчас иду!

– Это тебя так вызывают? – удивилась женищина. – Будто собачонку. И почему каким то Босяком обозвали?

– Зато платят… Дома все об"ясню, – торопливо проговорил Босяк, с трудом освобождась от цепких рук сынишки. – Погуляй, зайди в магазин – минут через пятнадцать освобожусь.

Босяк скрылся в под"езде. Женщина пожала покатыми плечами, взяла за руку плачущго сына и медленно пошла к магазину. Она ничего не понимала.

Киллер снова достал пистолет. Жаль, конечно, еще одного сироту, но работа есть работа, приходится мириться с издержками. Не он убьет – его достанут. Тот же Босяк по указке Ахмета. Думал, подавляя в себе непривычное чувство жалости, настраиваясь на ликвидацию опасного свидетеля…

Из под"езда, наконец, вылупился Босяк. Медленно, спотыкаясь, побрел по улице, не замечая идущего в двух шагах позади киллера. Недоуменно разводил руками, поддергивал узкими плечами, снова и снова переваривая только что состоявшуюся беседу с новым боссом.

– Если ты, сявка, еще не все мозги прочифирил, должен усечь: мы с

тобой на прицеле горбоносого.

– Почему?

– Ганса убрал он? Точно, даже такой недоносок, как ты, сомневаться не имеет права. Почему, спрашивается? Мы с Гансом в тот вечер базарили, он цынканул: боится давнишнего своего врага – терминатора. Тогда кто прострелил боссу горлянку? Только горбонос! Исчез Дылда. Наверняка, его тоже он замочил. Кто на очереди?… Сечешь?

Босяк ощутил холодные ручейки, сбегающие по спине. Он слышал о неуловимом киллере, который за короткое время перещелкал множество авторитетов. Говорят: не меньше полусотни. Если Ганса и Дылду, действительно, убрал он – хана и Босяку, и новому его боссу. Кранты.

– Может Ганса и Дылду замочил кто другой? Может хозяина порешил здоровенный парняга, который базарил с Бульбой? А Дылда – вообще живехонек, сбежал к какой нибудь сучонке и спрятался у нее под подолом?

– Усохни, падла! – раздраженно прикрикнул босс. – Фрайер на таких, как ты, и рассчитывает. У которых в голове все извилины протухли, – он принюхался, будто распознавал вонь, исходящую от шестерки. – Уверен, тот здоровяк – киллеровский наводчик.

– А а а, – протянул окончательно запутавшийся Босяк. – Может быть…

– Вижу, дошло, – удовлетворенно константировал Ахмет, оглядев посиневшую от страха физиономию собеседника. – Кто видел горбоносого, кто может его подставить ментам? Только ты и я.