– Не сердись, блин. Мы – побыстрому. У тебя получится. И я помогу.

Костомарова снова окольцевала любовника ногами, зашарила по его телу требовательными пальчиками. По привычке громко задышала.

Ненасытная баба! Отматерить ее и сбежать? Нельзя. Пока нельзя. Себе дороже выйдет. Придется подчиниться.

– Так, сладкий… Еще потрудись, желанный… Еще… Еще…

Наконец, расслабилась. Но держала любовника крепко. Руками и ногами. Не вырваться.

– Отпусти. Мне действительно нужно торопиться.

– Всего четверть часика, – сюсюкала женщина, терзая ногтями спину «раба». – Так… Разве не мягко лежать на мне? Давай теперь всегда так спать? Вечером ты на мне, утром – я… Красота, блин!

Собков содрогнулся. За оружие он уже расплатился, остаются – джип и «крыша». Но это через несколько дней, когда накопятся силы и рассеется запах пота.

Воспользовавшись удобным моментом, Пуля выскользнул из женских об"ятий, спрыгнул с постели, набросил халат.

– Завтраком накормишь? Или не заслужил яишенку с колбасой?

– Счаз з! Заслужил, конечно, заслужил! – заторопилась Костомарова. – И яишенку, и колбаску, и пирожки с мясом… Отвернись, пожалуйста, я оденусь.

Все правильно, обнаженная натура отработала, теперь нет необходимости демонстрировать ее. Впрочем, особо демонстрировать нечего: одни мятые тряпки. Александр перешел в столовую, включил телевизор.

– Екатерина, блин! – закричала хозяйка из спальни. – Накрывай на стол, корми Сереженьку!

Кокетливая служанка, вызывающе покачивая бедрами, покрыла овальный стол накрахмаленной скатертью, принялась выставлять посуду.

– На чем прикажете жарить яишню? – сладким голоском спросила она. – На сале или сливочном маслице? Кто что любит: один – сдобную булочку, другой зачерствелую черняшку.

Намек прозрачен. Александр подошел к сдобной служанке. погладил по плечику. Разве подкатиться, когда Любка захрапит? Жаль, конечно, но нельзя, обстановка не позволяет. Перенес руку на тугую грудь.

– Лично мне – вот на этом.

– Не растапливается! – звонко рассмеялась девчонка. – Жиру мало, одно молоко!

– Подогрею – растопится…

Заскрипела дверь спальни. Катька, подарив симпатичному мужичку обещающий взгляд, убежала.

– Кажется, ты не теряешь, блин, времени, – сощурилась Костомарова. – Я эту шлюшку сегодня же выгоню. А тебе вырезу круглые и заставлю с"есть!

Что до угрозы вырезать «круглые» – обычное выражение ревнивой бабы.

Но она может расправиться с изменником другим путем: сдать его сыскарям.

Потом – раскаянье, слезы. Но сидящему на тюремных нарах от этого будет не легче.

– Можешь быть спокойной, дорогая. Чисто символический интерес. После тебя не потянет ни на сладкое, ни на горькое.

– Ладно, поверю, – подумав, прошипела дамочка. – Кажется, блин, ты немало повидал женщин, поэтому обязан понимать – спелая груша гораздо слаще молодого дичка… Пошли позавтракаем и раз"едемся в разные стороны. До вечера…

– Когда появишься дома?

– А что, хочешь поваляться на Катьке? Не получится, милый, не скажу.

После сытного завтрака Собков тщательно оделся, внимательно оглядел в зеркало отглаженный Екатериной костюм, белоснежную рубашку. Парик и грим

– потом, в машине… Теперь – даренные стволы. Аккуратно разложил на диване три пистолета – «мухобойку», «диктатор» и «дог». Задумался. Дамская игрушка не подойдет, близко к Ахмету вряд ли подпустят. «Диктатор» слишком велик, а вот «дог» – то, что нужно, небольшой, тупорылый, пять патронов в барабане.