Румо опешил.

— Ты был лучшим фехтовальщиком Вольпертинга и не любишь оружие? Отдам тебе свой недельный хлебный паек, если растолкуешь!

Урс оживился.

— Разве я тебе не рассказывал?

— Нет.

— А ты мне тоже никогда ничего не рассказывал.

— Неважный из меня рассказчик.

— Это точно.

— Ну же, говори! — скомандовал Румо.

Урс вздохнул.

— Ну так вот. Сам я, конечно, ничего не помню — приемный отец рассказывал. Как-то зимой в лесах Северного края он нашел продрогшего щенка. Отца звали Корам Марок, он был псович, а по профессии — дуэлянт.

— Кто такой дуэлянт?

— В дуэлянты идут, если нечего терять, или если не боишься смерти, или если крыша поехала. Корама подтолкнуло и то, и другое, и третье. Профессиональные дуэлянты участвуют в дуэли вместо того, кто платит, понимаешь? Дерутся за другого. И получают деньги.

— Увлекательная работа!

— Можно и так сказать. Скучать не приходилось. Вот уйдет отец, а ты не знаешь, вернется он вечером или нет. То придет со стрелой в ухе, то с обломком сабли в спине. И не сказать, чтоб он много зарабатывал. Кто угодно мог позволить себе нанять дуэлянта, иной раз сторговавшись за кусок хлеба с маслом. Частенько на дуэли дрались два наемника, пока сами забияки делали ставки. А вызывали друг друга на дуэль в те времена из-за всякой ерунды. Не реже, чем раз в неделю, мне выпадал шанс второй раз осиротеть.

— Счастливое детство, ничего не скажешь!

Урс рассмеялся:

— Ну, было не так уж плохо. Зато весело. Ребенок несчастен, только если ему скучно. Что расстраивало — так это еда. Корам разбирался в еде и готовке примерно как… ты!

— Ну, спасибо.

— Серьезно говорю, это был ужас. Он клал сахар в суп, и все такое, понимаешь? Те еще помои. Как только я чуть подрос, начал сам готовить, и, знаешь, мне нравилось. Я стал поваром.

— Ясно.

— Но что еще хуже — дуэлянт из Корама был так себе. Немного умел фехтовать, чуток — стрелять из лука, самую малость — метать ножи. Всего по чуть-чуть. Выручало его упорство. Подумаешь, стрела в ухо попала — не бежать же домой! Получив глубокую рану, он не падал на землю, не стонал и не звал доктора — его и десяток ранений не останавливал. Как-то вечером заявляется папаша домой, бледный как полотно. Испугался я до жути! Соперник перебил ему две артерии, а отец продолжал дуэль и победил! А потом сам забинтовал рану. Две недели питался сырой телячьей печенью и пил свиную кровь, пока снова не встал на ноги. На дуэлях ему откромсали и прострелили все, что только можно: три пальца на передних лапах и два на задних, один глаз, пол-уха — кусок тут, кусок там. Если собрать все вместе — вышел бы целый гном. Вот почему я выучился фехтованию. Подумал: однажды от него отрежут последний кусок, и ничего не останется.

— Не хочешь больше? — Урс кивнул на недоеденную поросячью ножку.

Румо помотал головой. Урс укусил ножку и продолжал с набитым ртом:

— Кораму бы и в голову не пришло заставить меня работать — это была моя идея. Подобрав меня в снегу, он решил, что из меня выйдет отличный сторожевой пес. Когда щенки превращаются в больших и сильных вольпертингеров, многие пугаются, а он нет, он обращался со мной, как с собственным сыном. — Урс отложил ножку. — Ну вот, я попросил научить меня фехтованию — больше для самозащиты, ведь я подолгу оставался один, когда отец отправлялся на дуэль. Мы упражнялись, тренировались, сражались, и скоро я заметил, как плохо он фехтует — гораздо хуже меня.