И Румо пошел — ну вылитый добротышка! Малыша так и распирало от гордости, он будто на крыльях летел. Ни разу не споткнувшись, щенок пересек кухню, распахнул дверь и спустился с веранды — всего четыре ступеньки. Широко зашагал через двор. Утреннее солнце приятно грело шерстку, дул свежий прохладный ветерок.

Румо глубоко вздохнул и, подбоченившись, гордо прошагал мимо черного гуся — тот вдруг оказался одного с ним роста. Ошарашенный гусь отпрянул и хотел было прошипеть щенку что-нибудь вслед, но и клюва не смог раскрыть от неожиданности. Румо протопал мимо, даже не взглянув на него. Теперь он большой. Никогда в жизни не был он так доволен.

Румо остановился понежиться на солнышке. Сперва прищурился от яркого света, потом закрыл глаза. Стоило щенку зажмуриться, как включался внутренний взор, и перед ним разворачивался удивительный мир. Щенок видел запахи: сотни ярких переливающихся красок. Тонкие ленты запахов — красные, желтые, зеленые и синие — причудливо переплетались друг с другом. Зеленый аромат исходит от пышного куста розмарина, что растет неподалеку, желтый — от восхитительного лимонного пирога, который пекут на кухне, красный — от высокой компостной кучи. А синим пахнет свежий ветерок, приносящий ароматы моря. А есть еще много-много других неприятных, нечистых цветов, например, коричневый запах навоза, в котором возятся болотные свиньи. И тут Румо с удивлением почуял прежде незнакомый ему цвет. Высоко над привычными земными запахами реяла тонкая и нежная серебряная лента, почти нить, но внутренним взором Румо ее отчетливо видел.

Румо охватило странное беспокойство, смутная тоска и неведомое прежде желание — бросив все, в одиночку отправиться куда глаза глядят. Щенок глубоко вздохнул. Его даже в дрожь бросило — так велико и прекрасно было охватившее его чувство. Будто внутренний голос донесся из глубин щенячьей души: следуй за путеводной нитью, и в конце пути тебя ждет счастье.

А теперь нужно поспешить в амбар и пожаловаться гномам. Румо открыл глаза и заковылял дальше. Но тут же остановился перед большим красным занавесом, прикрывавшим вход в амбар от солнца, чтобы солома внутри не пересохла и не загорелась. Весь торжественный настрой вдруг куда-то улетучился, колени стали ватными, Румо едва снова не упал на все четыре лапы. Кровь ударила в голову, передние лапы задрожали, на лбу выступил пот.

Румо и представить не мог, что прямо за красным занавесом его ждет новый жизненный этап, что он вот-вот распрощается со звериным прошлым. Не думал он и о том, как важно войти в амбар именно на двух лапах, ведь прямоходящие цивилизованные вольпертингеры — совсем не то, что дикие. Румо знал одно: войти нужно обязательно. Сердечко у него отчаянно колотилось. Щенок волновался, как перед выходом на сцену, и боялся собственной решимости.

Что делает актер, когда нервничает перед выходом? Смотрит сквозь щелку, что делается в зале. Осторожно просунув голову между складками занавеса, Румо заглянул в амбар.

Внутри было темно, и после яркого света Румо не сразу сумел что-либо разглядеть. Сперва он различил лишь невнятные силуэты деревянных балок и вязанок соломы. В окна амбара падали широкие косые лучи света. Румо вновь зажмурился, а открыв глаза, понял, что в амбаре творилось не то, чего он ожидал. Добротышки вовсе не набивали мешки соломой. Наоборот: какие-то огромные рогатые одноглазые чудища, покрытые черной шерстью, набивали мешки добротышками.

Сперва Румо это нисколько не смутило. Он привык, что в мире взрослых то и дело происходят странные штуки. Всего пару дней назад кто-то привел на подворье верблюдара — что тут началось! Все забегали, заметались, словно угорелые, а верблюдар ревел несколько часов подряд как сумасшедший. А теперь стоит себе привязанный у кормушки, жует сено, и никому до него дела нет.