Гретель снова ушла на кухню. Гретхен потягивала свой виски.
— Итак, — сказала она, — с чего начнем?
— С утра понедельника, тринадцатого января, время с трех ночи до половины девятого утра.
— Ну и что?
— Где вы были в это время?
— Даже так? Значит вы меня подозреваете?
— Ни в коем случае, просто я…
— А, в таком случае, вы хотите узнать от меня о Двейне, где он был, да, понимаю. Так вот, если вас так это интересует, в это время он был здесь у меня.
— С которого часу и до которого?
— Мы ходили в ресторан. Он заехал за мной примерно в восемь — половине девятого вечера.
— И в каком ресторане вы были.
— В «Меленке».
— Это тот, что на Сабале?
— На Сабале, да.
— А откуда вы куда направились?
— Сюда вернулись.
— И во сколько это было?
— Сразу после ужина. Я и вправду не знаю, во сколько мы были здесь. В десять? После ужина, — сказала Гретхен и пожала плечами.
— Во сколько он ушел от вас?
— На следующее утро.
— Он оставался здесь на ночь?
— Да, он часто остается на ночь.
— И во сколько он ушел утром?
— В восемь-половине девятого, я не знаю во сколько точно. Он прямо отсюда должен был отправиться на работу.
— Ваша сестра в тот вечер была дома?
— Нет, в тот вечер она была в Нью-Йорке. У нее там была назначена встреча с редактором и автором, точнее сказать, с переводчиком. Ведь написали-то это все братья Гримм.
— И когда вернулась ваша сестра?
— Во вторник.
— А вот когда вы говорите, что мистер Миллер часто остается здесь на ночь…
— Да, на протяжении последних нескольких месяцев или около того. Со мной или с моей сестрой… — она сделала небольшую паузу. Трудно было сказать, задумала ли она последующую фразу специально для того, чтобы поразить собеседника, или же это было проявлением европейской прямоты и непосредственности, к которой мужчины здесь, в Америке, еще не успели привыкнуть в полной мере. — Или иногда с нами обеими.
— Понимаю, — кивнул Блум и кашлянул.
— Да, — сказала Гретхен. — А, вот и ваш кофе.
Гретель вошла в комнату, держа в руках серебряный поднос с двумя чашечками кофе, двумя маленькими ложечками, молочником и сахарницей.
— Я тут рассказывала детективу Блуму, что Двейн часто оставался на ночь с нами обеими, — обратилась к сестре Гретхен, и на этот раз я уже был уверен, что ей хотелось поразить нас этим.
— Да, — тихо сказала Гретель, — это действительно так.
— А сахарина у вас нет? — спросил Блум и снова сконфуженно кашлянул.
Когда мы наконец покинули дом сестер Хайбель, на улице уже совсем стемнело. Всю дорогу Блум молчал: и пока мы ехали обратно к ощетинившемуся своими стрелками указателю, и пока мы переезжали через мостик, и когда мы разворачивались влево, чтобы выехать снова на 41-е шоссе, и когда машина наша уже снова направлялась в сторону Калусы. Еще раньше Блум пообещал угостить меня пивом, и поэтому мы остановились у одной закусочной под названием «У городской черты», находившейся на самой окраине Калусы. Официантка приняла у нас заказ, и мне показалось, что она была разочарована, что мы заказали только пиво. Блум чокнулся своей кружкой с моей и со словами «Твое здоровье», — отхлебнул большой глоток пива и пены. |