Там он помогал братьям с уборкой, очень необходимой после слякоти долгой зимы…

    Феликс не мог сказать, как он пережил эту зиму. Что-то смутное тревожило его по ночам, мешало жить, думать. Днем он пытался сосредоточиться на делах, на молитве - но совсем не к месту вдруг перед глазами всплывали летние воспоминания. В привычных стенах монастыря ему сделалось тесно, душно, тошно. Хотелось уйти куда-то, забраться на дерево, пробежать мягкими лапами по колючей, сочной траве… Он закрывал глаза - и уносился вдаль, туда, где можно быть свободным как ветер, летать, перепрыгивая с ветки на ветку. Туда, где кто-нибудь ласково потреплет по плечу, погладит по рыжеватой пятнистой шерсти… Порой ему до ярости хотелось снова стать зверем. В такие минуты братья косились на него с недоумением и… опаской. Пеняли ему на ставший скверным характер. Но он и сам понимал, что сильно изменился. Только загружая себя делами, он мог сколько-нибудь отвлечься, рухнув ночью на постель, забыться сном без тревожащих сновидений…

    Нет вещи более унылой, чем витраж в пасмурный день. С помощью высокой лестницы Феликс залез на самую верхотуру, чтоб протереть разноцветные стекла оконного витража, когда в храм вошел Серафим Степанович.

    -  А, вот ты где! - увидел его старец. - Эк куда забрался. Слезай, сокол-птица! Там пришли, тебя спрашивают.

    Феликс замер со шваброй в руках. Опять началось?..

    Приводить себя в порядок было некогда, только штаны от паутины отряхнул и растрепавшиеся волосы пригладил.

    А в собор уж, громко цокая каблучками по каменным плитам, вошли две девушки - барышня и служанка.

    -  Вот, мамзель Перинина, тот, о ком вы интересовались, - представил его Серафим Степанович.

    -  Феликс Тимофеевич? - спросила девушка, с сомнением вглядываясь в раскрасневшееся от прыганья по верхам лицо молодого человека.

    Ему же разглядывать стоявшую перед ним барышню не было надобности, он ее сразу узнал - по выбившейся из-под ажурного платка светлой прядке, по звонкому голосу, по сияющим ярче витража глазам.

    -  Да, это я, - кивнул он.

    Серафим Степанович, деликатно кашлянув, отошел на приличное расстояние.

    -  Я не знаю, помните ли вы меня, - начала было девушка, но Феликс ее перебил:

    -  Разве я мог забыть?.. То есть я прекрасно помню события прошлого лета, уж очень необычным оно выдалось. И вас, сударыня, я видел не однажды.

    -  А я не видела вас ни разу, - улыбнулась Перинина. - Я только недавно узнала, что вы для меня сделали. Наташа рассказала, как вы предупредили тогда, чтобы я не приходила на озеро…

    -  Да я сама понятия не имела, что это за кавалер! - встряла служанка. - Такой конфуз! Я вас и не разглядела в темноте. Так романтично было, прям как в романе!..

    -  Я хотела бы поблагодарить вас от всей души, - сказала «госпожа русалок», беря Феликса за руку. - Вы спасли мою честь…

    -  И репутацию, - подсказала Наташа.

    -  И меня саму. Не знаю, что бы со мной могло случиться, если б не вы.

    -  Точно-точно! - подтвердила Наташа. - Потом-то всем стало ясно, что за фрукт этот молодой фон Бреннхольц, что он девушек дюжинами похищает, ловелас негодный!

    -  Не стоит, я сделал ровно то, что должен был, - попытался отбиться от пылких девушек Феликс, высвобождая руку и отступая на шаг назад. - Любой, окажись он на моем месте, поступил бы так же.