|
Неважно даже, что за страсти выдумал в ответ. Главное — Сонечкина совесть была чиста. Теперь, если Александров, верящий в мистику и власть последней воли умирающего над живыми, был прав, то в жизни Сонечки многое должно было бы наладиться. Например, исчезло бы это постоянное гнетущее чувство, что жизнь Сафо — это совсем не ее, не Сонечкина жизнь, а награда, предназначенная Марине Бесфамильной за карьеру певицы… Ведь все должно было бы быть у Марины так же, как сейчас происходило у Сонечки: финансирование проекта и всевозможных личных нужд — от Геннадия, солидная прибыль и всенародная любовь — от бога, в случае положительных результатов работы, уверенность в своих силах и стартовая площадка для будущих, самостоятельных и более творческих проектов — от всего вместе…
Сафо потрясла головой, разгоняя нежелательные мысли. Снова попыталась углубиться в работу. Писать интервью с самой собой ей уже порядком надоело. Но Лиличка настаивала на таких методах: «Если ты сама не сделаешь себе имидж, то за тебя его сделают другие, причем, поверь, далеко не лучшим образом».
Сафо строчила все эти интервью с собой в диких количествах. Как только очередные журналисты обращались с просьбой об интервью, или же самой Лиличке казалось вдруг необходимым пропечатать интервью с Сафо в том или ином издании, Сонечке приходилось сочинять что-то новенькое… Лилия брала с журналистов письменные вопросы, раскритиковывала их, и заверяла, что «вскоре мы дадим вам отличное сенсационное, ни на одно предыдущее не похожее, но нами написанное интервью». Сафо писала все, что нужно было сказать в данном инетрвью, Лиличка вносила свои глубокомысленные правки. Журналисты потом подставляли свои вопросы, ставили подписи и отдавали уже сверстанное интервью на окончательную подпись Лилии. Были такие, кто отказывался: «Мы свободная пресса, отчего это мы должны кому-то отчитываться в том, что пишем?» Такие вскорости получали втык от начальства, которое имело коротенький разговор с Рыбкой или кем-то из его знакомых. Втык получали, а интервью — нет. Со строптивыми и глупыми Лилия предпочитала не связываться. Кстати, нужно заметить, чутье на рекламу у Лилии было отменным. — Нудно это! Страшно нудно! — критиковала она некоторые Сонечкины наброски. — Весь этот пафос и твой плач по Марине убирай в сторону. Торжественные реквиемы сейчас никто не читает. Побольше юмора и пикантностей. Помнишь, ты мне рассказывала, как паренек твой оказался бывшим Марининым? В книге это не написала, так хоть в интервью вставь! Это же — броско. Это народ посмакует. И про то, как вы сборник пытались издавать посредством какого-то там почитателя Марининых ног, тоже расскажи… — Про ноги было уже в интервью Жбанову… Да и в книге это есть. — Тьфу! Ну, сочини еще что-нибудь подобное, нигде еще не использованное. Только от общепринятой истории, уже опубликованной — сильно не отходи. Это ж искусство, чтоб все как обычно, все как и в официальной истории, а н-нет, все же не все — все же пара-тройка новых остреньких фактов присутствует… Не стесняйся фантазировать. Книга — та да, должна быть искренней. Ее задача — донести до людей правду. А задачи всех этих статей — привлечь к книге. Заставить людей ею заинтересоваться, так что в статьях можно что угодно писать, лишь бы поярче выглядело… Работаем! И Сафо работала, и статьи в результате тоже работали, и книга была вполне популярна, то есть хорошо раскручена. — Мне бы впору зваться Леночкой, — вздыхала Сафо, намекая на книгу второй жены Лимонова, которую та написала в ответ на его «Это я — Эдичка». Звалась книга «Это я — Леночк, или интервью с самой собой», потому Сафо себя с ней и ассоциировала. — Кстати, Лиль, ты мне все об исполнении желаний твердишь… Может, знаешь, где найти эту книженцию? Весь Интернет перерыла — нету. |
