А спустя миг, понимает сам, что сказал и, ничуть не смешавшись, подтверждает слова делом — долгим, страстным, обязательным для подобны встреч поцелуем.

«Вот так бы и сразу!» — зачисляю себя в победительницы я, и лишь потом переключаюсь на рассматривание подарка. Не Артур, а прям великий конспиратор, какой-то!

Впрочем, только первым поцелуем моя победа и ограничилась. Потому как, едва попав в квартиру, мы тут же с жадностью набросились на… нет, не на друг друга. На обсуждения сложившейся ситуации. Причем сложившейся отнюдь ни между нами — эту тему обходили в разговорах как-то особо тщательно. А ситуации, в которую я вляпалась, связавшись с Рыбкой и Лиличкой.

М-да уж, мешают, скажем честно, мешают нормальным любовным отношениям общие интересы. В идеале, первое время между людьми их не должно быть. Тянуться друг к другу на почве страсти, а оставаться вместе — из-за потом уже возникших общих интересов. Вот сценарий более ли менее приличных отношений. Но, увы, мне такой сюжет не предназначен. Посему честно включаюсь в разговоры. И ведь действительно интересно. Тем более, обещала Людмиле и дяде Мише многое выведать…

Огорчает лишь то, что во всех этих разговорах мы, похоже, разругаемся с Артуром еще до того, как перейдем к интиму.

— Препарируем твой текст. — безжалостно топчет труд последних полгода моей жизниАртур. — Прежде всего, сердце… Что такое сердце в твоей повести? Правильно — донесение живой, настоящей Марины до читателя. Увы, не вышло. Сердце не бьется, повесть мертвая. Давай установим причины… Вижу, вижу! Она умерла от отравления! Чем питался твой текст? Ага, подбрасываемыми Лиличкой фактами. Мы оба с тобой знаем анатомию подобных текстов. Устройство их таково, что жизненные силы обретаются только за счет достоверных фактов. Факты же лживые — яд. Итак, твоя повесть была безжалостно отравлена и отдана на съедение толпе, для того, чтобы та отравилась тоже. Отравилась и позволила новому всплеску интереса к Черубине захлестнуть себя…

— Если уж быть до конца честными, то моя повесть умерла от вскрытия! — покорности во мне всегда не хватало. — Ты убил ее! Если бы ты не огласил яд ядом, она была бы жива. Всех, кто не знает, что факты обманные, она захватывает. Марина в ней — пусть не такая, какой была в жизни, пусть вымышленная мною Марина — живая и увлекательная… Так ли важно, существовала ли она на самом деле?

— Так! Действительно важно. И тебе с твоим комплексом вины перед Мариною — в особенности.

Понимаю, что сознательно сделала себя для него раскрытой книгою. Жалею, что в первых же разговорах вывалила все. И о комплексах, и о страхе перетянуть на себя судьбу Марины и о том, что все в последнее время из рук валится, будто сглазили…

— Глупости! — в первый миг Артур к этим моим рассказам отнесся со всей серьезностью. Потом повел себя странно. Взял за руку, заглянул в глаза и с минуту где-то молча сверлил меня каким-то странным, нездешним совсем взглядом. Потом встряхнул лохматой головой и криво улыбнулся. — Глупости! Никто тебя не сглазил. Ни порчи, ни наговора, ни другой какой угрозы. Просто ты сама себя накрутила, поверила в эти фантазии и притянула к себе неприятности. Забудь о своих страхах и все образуется. Поверь, я в этом разбираюсь. Занимался какое-то время кое-чем. Да и сейчас практикую…

И я поверила. Не потому вовсе, что предрасположена к мистике — как раз наоборот, надоела она мне до степени полного в нее неверия — а потому, что очень уж захотелось почувствовать себя опекаемой кем-то опытным.

— Понимаешь, — я сама начала делиться историей написания книги. — Поначалу я не хотела браться.