И свою уже тоже воспринимаешь, как игрушку. Захочешь, попыхтишь, нагнешь кого-то, напряжешься — станешь кем угодно, расслабишься — пойдешь на дно. Вот и все законы. Скучно, жестоко, муторно… Предупреждал, а сам как раз нагибал меня. И не где-нибудь — на заднем сидении машины Геннадия, который буквально на пару минут по делам с водителем выскочил… Нагибал и шарил пальцем под платьем. Жал там на что-то многозначительно, думал, ас в женской физиологии. Да только ни фига он не ас — и давил не туда, и сжимал не так… Понты одни. Но я виду, конечно, не подала, зачем расстраивать мальчика. Ему так хотелось произвести впечатление. Тем более, за смелость надо было поощрить. Ведь додумался же, ведь решился же, почти на глазах у Геника, а?! Поощрила. Катались по сидению, как дикие звери! И как только нас никто не застукал за тем катанием…
Лиличка уже не плачет. Говорит, томно сощурившись, явно смакует вспоминаемое… А я в ступоре. В настоящем, глубоком, окончательном. Артур и Лилия были любовниками? Отчего ж не сказал, отчего как врага описывал? А больше даже, если честно, мучает другое. Почему с ней так — экстремально, дерзко, настойчиво, а со мной — словно с иконою — робко, нежно, и совсем не по-звериному… Думала, он просто от природы такой. А ведь выходит, нет, выходит — я ему просто не подхожу для настоящих страстей. Не подхожу — до свидания. Не больно-то и надо! С десяток таких найду, стоит только клич кинуть… Не подхожу — убирайся ко всем чертям! Но зачем же не уходить и морочить голову?!
Все это я бесстыдно выкрикнула вслух, когда несчастный Артур подвернулся под руку.
Позвонил, как обычно, от подъезда, опережая свой визит звонком всего на какие-то минуточки. Интересно, а если послать, уйдет или станет настаивать. Столько все-таки проехал уже, добирался, не щадя сил и времени, а я ему — о-п-па! — и говорю «не пущу!» в ответ на звонок с предупреждением… Сам виноват, нечего было припираться без приглашения… Но это я, конечно, мысленно прокручивала, в реальности прогонять не стала — уж больно хотелось в глаза посмотреть этому кобелю и обманщику.
— Говоришь, вражда у вас с Лиличкой? — спрашиваю, не дав гостю даже присесть по-человечески. — Вражда профессионального характера? — напираю.
Артур чувствует мое состояние, и с ответом не спешит. Думает, сейчас приду в себя, опомнюсь, одумаюсь… Сохраняет хладнокровие. Сам себе чайку наливает, осторожно к своему любимому месту протискивается.
— Что случилось? — спрашивает, наконец. И так заботливо спрашивает, так преданно.
— А то, что ты с ней по задним сидениям Рыбкиных авто трахался, а потом меня убедить пытаешься, что во всей этой истории исключительно ваши профессиоальные интересы скрещиваются! — больше всего раздражает его невозмутимый вид. И близко человек не ощущает своей подлючести. — «Я ее действительно терпеть не могу! И бороться с ней — моя обязанность», — передразниваю Артура, цитируя давнишние его слова, всплывшие вдруг в памяти. — «Ведь наглотавшись именно моих идей, она теперь харкается ядом! И харкаться-то пытается не в кого-нибудь, а в тебя…»
— Приятно, что ты так хорошо запоминаешь все мною сказанное…
Вот эта его насмешка и взбесила меня окончательно. Вот тут я и выдала ему по полной программе. Высказала — выкрикнула, на самом деле, страшным ором в башку его безчувственную втемяшила — все, что думала в момент, когда Лиличка мне их совокупление томно описывала…
Поначалу Артур, похоже, был совершенно шокирован. Моргал быстро-быстро, пытался даже оправдываться:
— Сонечка, ты что? Это ж когда было все… Ну, ты же не думала, что я до встречи с тобой был девственником…
— При чем здесь это!? — кричала я, совершенно собой не владея. |