— Что он там делал?

— Не знаю… Я увидела его профиль и решила смыться. Вряд ли тебе на руку, что б он знал о моих с твоей Марной контактах. Ну, так что, к ней ещё раз ехать, извинения от тебя передавать?

— Нет, Сонечка, повремени пока. Спасибо за информацию. Ты буквально спасла меня…

— Знаешь что, скажу тебе наверняка? — Сонечка не зря невзлюбила Марину-массажистку, — Она была твоему Артуру очень рада! Похоже, она тоже просто купалась в твоих лучах и насмехалась, используя… Как Пашенька…

Вспышка гнева остаётся внутри меня. Как тяжёло, когда на тебе самоутверждаются те, против которых ты поклялась когда-то не вырабатывать никакой брони.

Марина, Артур, Сонечка — лица скачут вокруг меня в автобусе, меняясь и гримасничая. Я уже ничего не понимаю, я совсем уже запуталась. Свинтус! Мне нужна помощь!

Я поплыла куда-то и, кажется, немного заснула. Проваливаюсь, лечу, кричу о блаженном чувстве свободы. Как я хочу вырваться, как мне нужна помощь!

— Ты чего? Эй?! — надо мной взволнованная физиономия Артура с нимбом. Нашли, кого ангелом в сновидения засылать?! Жмурюсь, резко открываю глаза, выбиваю ресницами остатки сна из взгляда.

— У тебя голова светится! — тычу пальцем в Артуровы волосы, превратившиеся в нимб из-за повышенной взлохмаченности и подсветки яркой автобусной лампочки.

— А у тебя глаза, — звучит неожиданно серьёзно. — Ты кричала сейчас. Я перепугался.

Его лицо совсем близко, и меня в него буквально засасывает. Хочется тепла и отсутствия войны. Верится в это… Уже открываю губы, уже поощряющее кладу руку на его ладонь, озабоченную пульсом моей шеи. Артур реагирует мгновенно: впивается зубами в губы, потом отрывается, напористо набрасывается на пальцы, заглатывает губами… Оба тяжело дышим. Оба понимаем неуместность этого сумасшествия, но липнем друг к другу, как жвачка к пальцам… Уже прижалась всем телом, уже чувствую, как горячо под его брюками, уже руки ищут змейку, уже не слышу раздающиеся из соседней части автобуса голоса… И тут меня спасают Марина и проститутки. Вспоминаю о них одним махом, вскакиваю, отпихиваю двумя руками Артура.

— Что это мы? — оправляюсь и отвожу глаза за окно. Впервые физическое влечение не сопровождается у меня душевной завороженностью. Злюсь на свою животность, на Артура — за то, что позволяет, на Рыбку — за то что куда-то смылся и оставил нас тут наедине.

— Отсутствие столичных проституток тяжело переносится в дороге, да? — едко набрасываюсь на Артура. Не говорить же ему, что я знаю про Марину…

— Отчего ж тяжело? Ты же есть! — мгновенно обретя ледяной тон, выпрямляется Артур. Раз хамит столь грубо, значит, я всерьёз его задела. Поделом… Садится рядом, смотрит насмешливо, — Впрочем, ты права. Тобою их не заменить. Они, в отличие от тебя, не заморочистые. Я знаю, чего хочу, рассказываю, плачу — и получаю, что нужно, по полной программе. А здесь что? И не знаю, и не получаю, и платить в сто раз больше надо…

Это он, я так понимаю, пытается первую грубость в шутку свести.

— Фу, Артур! — я и сама виновата в происшедшем, поэтому соглашаюсь подыграть и громко ёрничаю, — Сначала пальцы мне лижешь, а потом грязью поливаешь!

— А ты б хотела бы, что б наоборот! Сначала полил грязью, а потом эту же грязь слизал…

— Что это у вас там за общество лизунов? — Рыбка просовывает голову в наше зашторье, убеждается в корректности своего вмешательства и опускается на сидение, — Кричите, между прочим, так, что даже Лиличка отголоски слышит…

— Артур сделал мне непристойное предложение, я отказалась, а он теперь глумится.