Смешно все это, потому что Рыбка ничего не выиграл. Раз Артур позвонил, зная о прослушивании, значит, невозможно его будет вычислить по обратному номеру. То есть Артур, конечно, клюнул на Рыбкину удочку, запрезирал меня и, как человек не переносящий безответных чувств, позвонил высказаться, но наверняка так перестраховался, что никто его не найдет. Он мастер таких штук, наш Артур. А еще, глубокая личность и яркий поэт. Только мыслит, как и я раньше, штампами. Спешит ярлык навешивать, до конца не разобравшись, позволяет собой манипулировать… И так это грустно, так не вовремя. И так жаль, что я совсем одна теперь осталась, да еще — извини — обосранная…

Прости, не буду пока больше писать. Как-то не писательное совсем настроение…

Сообщу только, что Рыбке я тогда перезвонила и высказала, все, что думаю. Надеюсь, мой звонок он надолго запомнит. Нет, ничем не навредила, увы. Просто выпустила пар. Пусть хоть какое-то ощутит наказание.

Как видишь, твоя идея разыскать Артура оказалась не слишком правильной. Но ты не расстраивайся. Не бросай меня, Димочка… Без тебя я совсем пропаду. Ответь обязательно…»

«Здравствуй, Димочка!

Ты пропал и не отвечаешь совсем… Но я не обижаюсь — вероятно, есть объективные причины на твое молчание. Знай одно — я верю в тебя, и послания буду писать, как бы ни обернулось все. Нет, лучше знай два — первое, про то, что верю, и второе, про то, что не могу больше без обратной связи. Найди хоть какой-то способ сообщить свое мнение о происходящих событиях.

Денек у меня сегодня выдался плодотворный… Пишу репортажем, как было. Суди сам, что делать будем.

Нет, Димочка, Свинтусу я звонить не стану. У него своих дел по горло. А кому? Всех, кого могла, обзвонила уже. Те, кто на плаву, — зовут пьянствовать. А помочь ничем не могут — профиль не тот. Странное что-то у меня с этим профилем. Раньше всем подходил, а теперь шарахаются. Выходит, чем человек старше, тем он уже специализирован.

Впрочем, долой пессимизм! Многого я сегодня добилась… Многое сделала. Вот слушай.

Захожу к Нинельке. Строгая, аж пыхтит. Ну, думаю, совсем баба в образ вошла, так страху на всех напускать пытается, что и впрямь в ведьму превратилась.

— Выйдем, — предлагаю, — Прогуляемся. Ты хоть отойдешь немного. А то злющая сидишь, как стая помидоров.

— Отставить авангард! — это Карпуша командует. — У нас из-за тебя неприятности…

Нинель, ничего не объясняя, выставляет Карпика за дверь и кидается разъяренной фурией. Сует альбомный лист в руки, ручку свою на него бросает.

— Пиши! — говорит. — Заявление…

— Ты, Нинель, совсем заработалась. Я его уже в прошлый раз писала.

— Еще раз пиши: «Прошу уволить меня по собственному желанию…»

И ни слова объяснения. Докатились до приказного порядка, значится. Я написала, на этот раз старательно, чтоб остаться в архиве девочкой с каллиграфическим почерком. А Нинель злилась, бубнила, мол, я специально ей нервы треплю по минуте каждую букву вырисовывая. А потом вдруг расплакалась. Тыкалась в носовой платок долго, будто взасос с ним целуется.

— Не могу ничем помочь, — всхлипывает. — Хочу, но не могу. Знать надо, с кем ссоришься. Не знаю уж зачем ты этим людлям дорогу перебежала, но мне позвонили, сказали — вон из штата. Не терпят они теперь Бесфамильную… Прости, Маринка. Ничего не могу я теперь!

Я ушла подальше, чтоб никого не расстраивать. И с Карпиком даже не попрощалась.