Я уже дописала послание Бореньке, я уже почти нажала на значок «Отправить»… И тут ты приехал. Мелькнул за окном, мгновенно и смутив, и пристыдив, и запутав. Письмо я убила немедленно. Поняла, кстати, нечто смешное: красивых формулировок мне даже жальче, чем Бореньку, который так их и не дождется. Оказавшееся вдруг предательством неверие в тебя, мое отступничество, да еще и мгновенно осознанное равнодушие по отношению к Бореньк… — , все это пугало..

Отчего не вышла к тебе и не разоткровенничалась? Э-нет, в таком состоянии перед тобой появиться — врагом себе навек сделаться. Ты же, нехороший человек, слабости чуешь и по ним топчешься. То ли с целью закалки, то ли просто от природной вредности.

В общем, не дождалась я тебя и сбежала. И, как не странно, до сих пор уверена, что поступила правильно. Пусть уж лучше, ни тебя, ни Бореньки, ни мальчиков-администраторов, чем всех сразу, без разбора и, как следствие, совсем без удовольствия. С тяжелым сердцем никакой кайф не в кайф. Мое сердце, увы, всегда в плотном контакте с совестью, а потому сейчас практически неподъемное… Сама наворотила глупостей, сама не могу их себе простить и потому решаю тебя от себя поберечь. Вот.

Глупо как, бердово как, скажи? Только окончательно тебя решила вычеркивать, только смирилась с неизбежностью и довольно искренне возненавидела… Только изобрела методы остывания, как вот, на тебе — явился. На блюдечке с голубой каемочкой! Отставить настороженное: «Не понял?» Я не в том смысле… Ага, все в том же морально-этическом…

Кончаю, страшно перечесть… Потому (а еще от того, что страшнее будет, если ты как раз сейчас зайдешь в нашу кофейню) перечитывать не буду. Письмо отдаст тебе Лена Морская Котиха. Прошу любить и жаловать. Прощай…

Вот такая я! А ты как думал?! Теперь ясно, что из-за моего отъезда тебе надлежит радоваться, а не огорчаться. Я привнесла бы в твою жизнь лишь ложь и тревоги…»

«Можно подумать, уехав, ты избавила меня от этого привнесения!» — чуть ли не вслух выкрикнул Артур. Приглашение «любить и жаловать» он расценил весьма специфически: решил разговорить барменшу.

Артур хотел узнать о здешней жизни Сонечки как можно больше. Честно говоря, признания из ее последнего письма как-то совсем не задели Артура. Сонечка, по его мнению, не была бы самой собой, если б не вытворила какую-нибудь безобидную глупость. Так и не отправленное письмо к предыдущему любовнику было именно такой кокетливой дуростью. Подумаешь! Даже если и отправила бы — велика беда… При желании, эта особа могла накрутить себя до состояния любви к кому угодно. Суть ведь не в этих самообманах, а в том, что на самом деле. Артур был уверен, что на самом деле в жизни Сонечки есть именно он. Вот и выходило, что письмо к Бореньке — обычное баловство. А вот отъезд Сонечки — нет. Отъезд действительно казался предательством, и Артуру хотелось попытаться развеять это свое мнение. Переместившись к стойке, он принялся заигрывать.

— И не думайте даже, — ЛенаМорскаяКотиха — руки в боки, голова упрямо наклонена на бок — захлопала своими большими игривыми глазами. — Расспрашивать бармена в моем заведении не положено. Во всяком случае, о Софии.

Артур попробовал подавить ее принципиальность мягкими комплиментами:

— Такое чудесное заведение, такая милая хозяйка… Кстати, что из коньячков вы бы порекомендовали? Вино? По вашему совету — что угодно… Давайте сразу бутылку. Хотел бы вас угостить… — Артур щебетал, растекаясь галантностью.

Увы, оказалось, Лена вовсе не так наивна, как кажется на первый взгляд. «Странно!» — хмыкнул Артур, который всегда считал большие глаза и груди явным признаком женской глупости.