— Надежда! — Бойко догнал девушку и взял ее под руку. — Ну, тихо, тихо… Не вырывайся. Нам нужно поговорить.

* * *

— …Никакого богохульства! — холодно заметил Бойко. — Вы же сами прекрасно знаете, Вадим Владимирович, что это христиане переделали Бога Мудрости, творца всего сущего на земле, в Ангела Смерти — нелепого рогатого полукозла с копытами и рогами! Посвященные знают, что Бог безразличен, он занимается небесами, а дела земные находятся в ведении Сатаны — сына и ангела Божьего. А вы говорите — богохульство!

— Вы не так меня поняли! Я с вами согласен, но христианские представления о проклятии…

— Нельзя идти на поводу христианских представлений, будто Бог проклял дьявола. Например, в Старом Завете Бог евреев запрещает проклинать Сатану! «Ибо даже Михаил Архангел… не смел произносить Дьяволу укоризненного суда». Это факт. То же самое повторено в Талмуде. Отсюда следует, что Сатана тоже Бог, которого страшится сам Господь. И если мы хотим чуда, то нужно обращаться к Сатане, потому что «Сатана всегда близок и переплетен с человеком». Именно он наш Дух-Хранитель, именно он может направить силу невидимого мира в видимый и объективный. Таким образом, козлиная маска, насильственно возложенная на лик Сатаны, оказывается всего лишь неудачным переодеванием. И не нужно бояться темноты. Тьма была началом всех вещей. Потом родился Свет и Облик. Если перед нами стоит задача вернуть прежнее лицо Надежды, то обратимся к первозданной Тьме! Вы согласны со мной?

— Я не слишком компетентен в теории, — пожал плечами Оболенский. — Некоторые вещи, сказанные вами, напомнили мне сатанинские обряды. Тьма, перевернутый крест, змея… Поэтому я и заострил внимание на деталях ритуала. Признаться, несчастье с Надей выбило меня из колеи… Мне остается только положиться на вас.

Они шли по набережной. День был в самом разгаре, день затопил город солнечным сиянием и суетой. Было жарко. Легкий ветер не приносил облегчения — лениво трепал листву деревьев, в жидкой тени которых отчаянно ссорились воробьи. В вихрях танцевальной музыки мимо проносились прогулочные катера, и треугольный клин волн расходился, ударяя в гранитные плиты набережной.

В этот час здесь было уже многолюдно — спортсмены, туристы, мамаши с колясками, гогочущая молодежь. За всем этим гамом едва слышался плеск волн и шум тополей. Однако Бойко казалось, что вокруг никого нет. Он просто не замечал ничего и никого вокруг, словно набережная опустела, а он и Оболенский, вот, остались. И разговор их бесконечен.

Вадим Владимирович все сомневался — верил и одергивал себя. Бойко начинал нервничать. Конечно, он продолжал говорить с апломбом, как великий адепт, но те сведения, которые он нахватал за последнее время из различных брошюр по магии, подходили к концу. Приходилось импровизировать, и Бойко боялся совершить ошибку, оговориться, употребить не тот термин и тем самым отпугнуть Оболенского. Вместе с тем Владимир Семенович видел, что Оболенский вот-вот созреет — поверит в невероятное и раскроет свой кошелек.

— Похоже, змея смущает вас больше всего, — заметил Бойко. — Но она является совершенно необходимым элементом ритуала. Змея заключает в себе зародыши ночи и дня, света и тени. Это прообраз женской красоты. Змеи — чародеи. Они гипнотизируют своим взглядом, и порой невозможно противостоять их очаровывающему влиянию.