«Ее колебания можно понять, — думал Бойко. — Нужно просто объяснить ей разницу между маской и личиной. Личину надевают, чтобы скрыться от людей, отдалиться от них, встать над ними, отрезав все пути. В ее случае маска, наоборот, восстановит тропинку, разорвет круг одиночества. Она поймет и согласится, а согласившись — поможет. Иначе — никакого доктора Сомова. Это честное предложение, от которого невозможно отказаться».

А что будет потом? Бойко поморщился, отгоняя ненужную сентиментальность. Какая разница. Получив деньги, он исчезнет, закроется за стенами «Крепости». А Надя?

Получив маску, она будет жить хрупкой надеждой найти среди людей кого-нибудь, кто, как и она, потерял лицо. Оболенский ей в этом поможет. Тогда тюрьма одиночества расширится: рядом с ней будут такие же узники — люди той же судьбы. Она будет засыпать, слушая бесчисленные стоны, проклятия, жалобы, плач… И знать, что она не одна такая, не одна.

Неизвестно, утешит ли ее такая жизнь. Тюрьма размером с город все равно остается тюрьмой. Приговор бессрочен, а единственное преступление, в которых обвиняются узники, — потеря лица.

«А ведь долго так продолжаться не сможет, — понял Бойко. — Оболенский не выдержит напряжения и тоже обвинит ее в том, что она утеряла красоту, перестала быть желанной. Отправил же он свою жену на лечение в Италию, с глаз долой… И Надя станет преступницей для единственного человека, который ее любит. В этом суть современных человеческих отношений, и, значит, весь наш мир — огромная тюрьма. Гамлет был прав. Но все равно ее положение узника — наихудшее, потому что если остальные люди утеряли свое духовное лицо, то она — и физическое тоже».

«Но даже у узника есть надежда, — продолжал размышлять Бойко. — Надежду может дать маска. Она превратится во второе лицо, со временем станет броней, и, закованная в эти доспехи, девушка без сожаления расстанется с именем, возрастом, лентой первой красавицы. Может, тогда она почувствует себя победительницей — свободной, сильной, неприступной за тонкой пленкой синтетической безопасности, которую я ей обеспечу?

Свобода! Вот то слово, с которого нужно начинать разговор! Ведь Надя всегда мечтала стать независимой и свободной! Правда, свободу она понимала не как полет в поднебесье. Скорее, как надежное гнездо, устроенное на вершине неприступной скалы, — этакое комфортабельное гнездышко, оснащенное скатертью-самобранкой и рогом изобилия. Да, видимо, целью ее существования была свобода, внутренняя и материальная, пусть даже под крылом Оболенского. И она своего добилась бы, если бы не пузырек с кислотой…

Свобода! Такая цель смешна, потому что нереальна. Но мечта о свободе — иное дело. Мечтать нужно и должно о вещах несбыточных и абстрактных. Тем интереснее путь к воплощению мечты. А путь Нади может быть интересен, если она согласится со мной и будет, не оглядываясь на мораль, использовать все возможности маски. В этом случае все ее действия можно будет легко контролировать».

План предстоящего разговора был готов. Он стоял перед глазами Владимира Семеновича, как отпечатанный на бумаге конспект. Главы, заголовки, пункты…

Процедура изготовления маски займет около недели. Дело это непростое, но доктор Сомов — мастер своего дела. Важно сотрудничество. Сначала нужно сделать слепок лица, который будет внутренней стороной маски. Затем Сомов по фотографиям сделает скульптурный портрет прежнего облика, который послужит основой для наружной стороны маски. Далее, основываясь на скульптуре и на слепке лица, доктор изготовит тончайшую пленку — вторую кожу — путем создания двух слепков: внутреннего и наружного. Благодаря-этому соединению маска идеально сядет на лицо и будет полностью отражать всю мимику.