Не испытывайте мое терпение.
— Ага… — Бойко посмотрел на Ивана с намеком, изогнув бровь. — Ты видишь, дама вот-вот готова перейти от слов к действиям. Я в ужасе. Я трепещу. Она отказывается с нами сотрудничать. Да?
— Да, — кивнула Оля.
— Очень жаль. Но тем не менее напоследок я просто обязан дать тебе совет: не нужно кусать кормящую руку.
Иван понял намек и бросился вперед. В руке его блеснуло лезвие ножа. Дальше произошло нечто не совсем понятное. Владимир Семенович мог поклясться, что Оля едва притронулась к ринувшемуся на нее Ивану — просто хлопнула по шее, уклоняясь от ножа, — и все. Но Иван вдруг споткнулся и рухнул на ковер, да так и остался лежать. Даже, казалось, не дышал. А девушка уже стояла напротив Бойко — их разделял только стол, — и в глазах ее бушевало черное пламя.
— Сдаюсь на милость победительницы, — Владимир Семенович старался, чтобы его голос не дрожал. — Ловко ты его… — Он шутливо поднял руки и заставил себя улыбнуться: — Ну теперь, когда ты чуть выпустила пар, мы можем спокойно поговорить?
— Да, можем.
— Сигарету?
— Нет.
— А я вот, с твоего разрешения, закурю. Не представляю серьезного разговора без сигареты.
Она терпеливо ждала, пока он доставал сигареты, прикуривал.
— А с Иваном?.. С ним все в порядке? — спросил Бойко, делая первую затяжку. — Самое печальное — это необратимые явления. Мне было бы очень жаль, если… Я привык к Ивану. Впрочем, я могу прекрасно обойтись и без него. Это даже к лучшему. Только куда мне девать труп?
— С ним будет все в порядке.
— Ага. Просто камень с сердца…
Она сидела в кресле, неподвижная и напряженная, как струна, и сверлила Бойко взглядом. Потом спросила:
— Босс! Зачем вы так… с Надей? Только не лгите.
— Ольга! Ай-яй-яй…
— Извините. Я слушаю.
— Ну что ж… Только постарайся держать себя в руках. Итак, ты считаешь меня виноватым в том ужасном несчастье, которое случилось с Надей?.. Но это совсем не так…
Владимир Семенович выпустил струйку дыма, и та растеклась по кабинету сиреневыми прядями, похожими на нити паутины.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
Шея ныла, словно под неимоверной тяжестью. Шея казалась твердой, как гранит. Будто кто-то вогнал туда железный лом. А потом изнутри начала нарастать боль.
Она началась с легкого, едва ощутимого зуда. Мягкий пушистый котенок запустил под кожу коготки. Поначалу это было даже приятно. Но через минуту игривое покалывание сменилось ощущением жгучего ожога, будто под кожей ворочается ежиный выводок, но все не находит себе места и каждая иголка отзывается в нервах болью.
Иван поднялся с пола, грузно упал в кресло, удивленно огляделся.
Как будто ничего и не изменилось. Вот его недопитая чашка кофе. Вот за столом, напротив, босс. Сидит, хмурится, дымит сигаретой. Вон там, в просторном террариуме, королевская кобра. Ишь ты… Подползла к самому стеклу, гадина. Капюшон раскрыла… Все было как прежде. Не было только Ольги.
— Где она? — Колючий выводок вновь заворочался у основания черепа. — Ух, е… Как это она меня?
— Этого я не могу тебе сказать, — ответил Бойко. — Сам не знаю. Ты рванулся, чтобы охладить Ольгу, но она не поняла твоего галантного порыва и моментально отправила тебя в объятия Морфея. Вот ты и вздремнул. Прямо на моем ковре. И спал целый час.
Иван посмотрел на свои часы. Маленькая стрелка сдвинулась на одно деление. |