Вот только помощь иногда приходит вовсе не с той стороны, откуда ждешь. И вовсе не самым приятным способом.

— Ай! — вскрикнула я, и невольно приостановилась, когда фейри больно дернул меня за ухо. — Шомо ты что, с ума сошел?!

— Туда! — пискнул человечек, показывая в левый проход.

— Спасибо! Только в следующий раз не дергай так сильно! — буркнула я, и рванула налево.

Не оставляя никаких указателей, топот гномьих сапог гремел почти рядом.

К потайной двери, вернее, отодвинутому куску стены, мы добежали почти одновременно.

Все было в точности, как рассказывал герцог.

Висел на стене портрет золотоволосой юной женщины с небесно-голубыми глазами, написанной во весь рост. На алтаре под ним стояли горящие лампадки и шкатулки.

А прямо на полу сидел вампир, прижимая к груди золотой сосуд, и нежно ему что-то шептал.

И по лицу его текли светлые струйки слез.

— Вот! Видите! — Протиснувшись между гномами, обличительно ткнула в портрет пальчиком вампирка.

А быстро она бегает! Или это у нее наследственное?

— Глупая ты еще, Нилина. Неужели не видишь, что это твоя мать? — Вздохнула я, прошла к широкой деревянной скамье, стоящей напротив портрета и села.

Ноги-то не казенные!

— С чего ты взяла! — яростно шипит на меня смеска.

А вот характер у нее — вылитый отец.

— Разрез глаз у вас один. Да и вообще черты лица похожи. Я вот только одного понять не могу, Дарвиль, почему ты сам не показал дочери ее мать?!

— Когда Катрина умерла… — голос вампира звучит глухо и отрешенно. — мне удалось поймать её душу. Есть такой ритуал у жрецов моего клана… очень тайный. Мне в юности бабушка показала. Я надеялся найти подходящее тело… и вернуть её к жизни. Но сами понимаете, похожи внешне они уже не будут. Вот и не показывал… хотел, чтобы дочка знала только одну мать. Ведь главное в человеке — это душа. Но ничего не получилось, для обряда переселения нужен жрец, а мои родичи наотрез отказались помочь, хотя я умолял не один раз. Они надеялись, что я раскаюсь и вернусь с повинной. Очень уж хотелось меня наказать. Но я не вернулся, а показывать Нилине портрет не стал по другой причине. Она уже подросла… и очень переживала за свою внешность… со всеми подружками себя сравнивала. Как ей показать мать, если Катрина была красавицей… еще больше бы в себе разочаровалась…

— А как герцог узнал про твой тайник?

— Это у него спросить нужно. Кстати, — вампир вскинул голову и уставился на своего командира охраны, выглядывающего из-за спин гномов, — а кто охраняет Лайофа?

Усатый виновато глянул на хозяина и рванул из подвала.

— А вот эти драгоценности? — не сдавшаяся еще вампирка прищурилась на шкатулки, расставленные по алтарю.

— Я много лет получал хорошее жалованье у деда Лайофа и у его отца. — вздохнул Дарвиль, — но Катрина отказывалась брать эти деньги на хозяйство, ей не нравилось, что я работаю. Поэтому я на все жалованье покупал украшения, и дарил ей. Когда она умирала… взяла с меня слово, что все это я подарю дочери в день её свадьбы. От имени матери.

— А что в кувшинчике? — не выдержал любознательный Талм.

— Катрина. — нежно прижимая сосуд к груди, прошептал вампир, и лицо его в этот момент было… такое светлое… проникновенное… — Я прихожу с ней поговорить… рассказать про дочь…

Топот убегающей прочь Нилины, как ураганом поднял меня со скамьи и мы снова побежали.