Изменить размер шрифта - +


Денежные средства у нее есть. Решимости — хоть отбавляй. Имеется и хитрость. А чего нет?

Фальшивого пашпорта.

И это для нее большое неудобство. По счастью, в России нет такого вольнодумства, чтобы продавать железнодорожные билеты без пашпорта. На

пароход, идущий за границу, — тем более. Вряд ли великая княжна настолько глупа, чтобы воспользоваться своим собственным пашпортом!

Произведенный тут же опрос выявил: ни у кого из обитательниц Ливадийского дворца, начиная от статс-дамы Головиной и кончая судомойкой,

пашпорт не пропадал. Ротмистр и не надеялся, что затруднение разрешится так просто. Представить себе, чтобы воспитанная девушка и к тому же

великая княжна украла чужие документы, он не мог и проверил эту версию лишь в силу предписанной инструкциями дотошности.

Мимо.

Для ясности мыслей Фаддей Евлампиевич хлебнул из бутылочки предусмотрительно захваченного с собой спермина Пелля — гадости ужасной,

особливо ежели вспомнить, из чего сие снадобье приготовляется. В голове не то чтобы посвежело, но как-то посолиднело. И то ладно. Спать

нынче не придется.

В том, что Севастополь — ложный след, не усомнился бы и ребенок, не то что жандармский ротмистр. Тем не менее великая княжна выбрала путь

на запад. Куда, спрашивается?

На Бахчисарай и далее куда угодно почтовым дилижансом? Не исключено. Сейчас же полетели шифрованные телеграммы. На всех станциях

севастопольского тракта жандармы будут проверять пассажиров. Беглянка не могла далеко уйти.

Второй и самый неприятный вариант — Балаклава. Тамошние греки, поголовно знающие толк как в рыбной ловле, так и в контрабанде, за умеренную

мзду довезут беглянку куда угодно, хоть до Одессы, хоть до Констанцы. Там можно обзавестись фальшивыми документами приличного качества и

сесть на пароход до любого средиземноморского порта, оттуда до Шанхая, а там уже и до Владивостока рукой подать.

В Севастополь полетела еще одна шифрованная телеграмма. Эх, жаль, что Балаклава находится в ведении Севастопольского отделения! Надо все же

послать туда двух-трех толковых агентов, следователя, да и самому поехать — лично потрясти греков. Рвение зачтется.

В этот момент ротмистр Недогреев еще не знал, что никто не зачтет ему рвение. Он начал догадываться об этом через десять минут, докладывая

о ходе розысков прибывшему в Ливадию полковнику Гоцеридзе.

— И это всо, до чего ви дадумалыс? — весело спросил полковник, не успевший еще перевести дух после быстрой езды.

У Фаддея Евлампиевича упало сердце. Всякий, кто имел случай познакомиться с полковником Гоцеридзе, знал: веселость и нарочито

преувеличенный грузинский акцент являются у него признаками крайнего неудовольствия. Напротив, если он кричит, топает ногами и грозит

списать нерадивого подчиненного в околоточные надзиратели, это значит, что дела идут относительно неплохо, полковник лишь чуть-чуть

недоволен. В состоянии полного довольства его никто никогда не видел.

Сын грузинского князька и русской мелкопоместной дворяночки, он лишь однажды побывал в Тифлисе и скоро уехал оттуда, не в силах взять в

толк, что хорошего находят люди в этой раскаленной, как сковородка, долине среди никчемных гор. Впрочем, и Россия как страна полей,

березовых рощ и заливных лугов привлекала его ничуть не больше. Иные дети от смешанных браков впитывают культуру обоих народов, приобретая

вдвое больше, чем дети обыкновенные, — Гоцеридзе не приобрел ни того, ни другого.

Смыслом его жизни и главным источником удовольствия стал сыск.
Быстрый переход