Все они
там Георгиевы, Александровы, Константиновы, Царевы да Романовы…
Обошлось.
Она по-прежнему опережала идущих по следу ищеек, но понимала, что разрыв сокращается. В Новороссийске его, пожалуй, вовсе не будет. Но
главным сейчас было вырваться из Крыма. Уж его-то жандармские ищейки перевернут в первую очередь, все перетряхнут и просеют сквозь мелкое
сито — станциями и портами начнут, городами продолжат, а кончат последней татарской деревушкой. Прячься, не прячься, а рано или поздно
найдут.
«Да ведь не для того, голубушка, ты устроила побег, чтобы сидеть, как мышь, в норке», — подумала Екатерина Константиновна и немедленно
вздохнула от сочувствия к папА. Бедный… Но если для него, как и для брата Митеньки, люди — лишь инструменты и материалы, то пусть папА
имеет в виду: не все согласны служить инструментами в чужих руках, даже отцовских.
Несмотря на открытый настежь иллюминатор, в тесной каюте можно было испечься заживо, и к тому же соседками оказались три монашки,
немедленно поджавшие губы при виде «синего чулка». Пусть так — Катенька не собиралась коротко знакомиться со случайными попутчицами. А вот
просидеть в духоте до отплытия пришлось.
Дальше началось волшебство: все равно теплый, но до блаженства приятный ветерок, мало-помалу удаляющиеся и тающие в дымке берега Тавриды,
разношерстная, но по преимуществу чистая публика… Подкрепив силы в судовом буфете, Катенька вторично вышла на палубу уже под вечер и
залюбовалась садящимся солнцем.
Берегов уже не было видно. Море — почти спокойное, с невеликой ленивой зыбью. Проклятая качка, что чуть было не довела Катеньку до морской
болезни на шаланде грека Яни, на пароходе почти не ощущалась. Прямой форштевень легко резал изумрудную воду, а из длинной черной трубы, как
положено, валил дым.
— Дельфины, дельфины! — закричал пронзительный мальчишечий голос. — Мама, гляди, дельфины!
Пароход немедленно дал легкий крен, потому что вся публика, любующаяся морскими видами или просто фланирующая по палубе, кинулась к борту
глазеть на дельфинов.
И хотя Екатерина Константиновна как образованная и здравомыслящая девушка не слишком-то верила в приметы, но под восторженные восклицания
пассажиров и она подумала: хорошее предзнаменование.
Да и кто бы на ее месте так не подумал?
— Мама, мама! А почему дельфины ближе не подплывают? Вот я им булку кину. Они булку есть будут?
— Тише, Павлик! — шипела мать и дергала сына за руку. — Неприлично ведешь себя. Разве воспитанные мальчики кричат на весь пароход?
— Кричат! Кричат!
Пассажиры заулыбались. Невольно улыбнулась и Катенька.
— Нет, не кричат.
— Кричат!
— Не станут дельфины вашу булку есть, молодой человек, — чуть заметно шамкая, обратился к огольцу старичок в генеральском мундире без
погон, но со знаками Георгия, Владимира и Станислава на тщедушной груди. — Они рыбой питаются. Догонит — цап — и нет рыбки. И к борту они
ни за что не подойдут. Не видите разве — это белобочки, они пугливые. Афалины — те подошли бы.
Мальчик недоверчиво воззрился на знатока морской фауны.
— А булку они совсем-совсем есть не станут?
— Бросайте, ежели хотите. Чайкам достанется.
Мальчишка глубоко задумался. |