|
Родители-то его на Дальний Восток поехали, там год службы за полтора идет и карьерный рост быстрый. Как обустроятся, заберут сына к себе. А пока он со мной, лоботряс. Мне — что? Мне радость. А вот не возьметесь ли вы, сударыня, подтянуть его немного по истории? Ему экзамен за шестой класс осенью сдавать, а не сдаст — турнут обалдуя из гимназии. Право, взялись бы, а за мной не пропадет, отблагодарю как полагается… Называется: выжидал-выжидал, ходил вокруг да около, а потом взял да и пальнул в упор. Отказать? Неловко отказывать такому симпатичному старичку… — Я, право, не знаю… — замялась Екатерина Константиновна. — Вряд ли у меня найдется достаточно времени… — Если нарушаю своей просьбой ваши планы, тогда прошу великодушно извинить, — старомодно поклонился Бубнов. — Все понимаем: здесь общество, а вы — молодая привлекательная особа… — Ах, совсем не то, что вы подумали! — воскликнула Катенька. — Я… я согласна! Во всяком случае, до Новороссийска вы можете располагать мною. — И великолепно! — расцвел отставной генерал-майор. Право, приятно было доставить старичку удовольствие. — Не угодно ли начать прямо сейчас? Так… полюбовалась морскими видами… — Угодно. — Катенька вздохнула. — Тогда прошу в каюту, — засуетился Бубнов. — Уж и не знаю, как вас благодарить, голубушка. Расшевелите вы бога ради Федьку, лоботряса этакого, а вздумает дерзить — мне жалуйтесь, я ему ужо подзатыльников пропишу. Да и Пелагее Андреевне, супружнице драгоценной моей, радость. Сами посудите, легко ли ей в ее годы путешествовать без прислуги?.. Великая княжна остановилась как вкопанная. Вольная жизнь, к которой стремятся все узницы дворцов и мученицы этикетов, оказалась наполненной неприятными неожиданностями. Откуда было знать Екатерине Константиновне, что на репетиторов зачастую смотрят как на дармовую прислугу? Мелочь — но пугающая с непривычки, и Катенька испугалась. Целые пласты неведомой жизни заурядных подданных грозили обрушиться на нее, как штукатурка с потолка. Боязно, зябко… — Я не гожусь в горничные… — пролепетала великая княжна. — Господи, да всей работы вам — вечером расшнуровать моей дражайшей платье, а утром зашнуровать! — всплеснул руками Бубнов. — Чепуха же, право! Разве это работа? Главное — с Федькой моим позанимайтесь, а уж прочими делами я вас не слишком утружу, мое слово крепко. Ну как, согласны? — Согласна, — кивнула Катенька, чуть подумав. — Но, право, странно, что вы путешествуете без прислуги… — В больнице Аграфену оставили, в Ялте, — вздохнул генерал. — Я на докторов кричать, а они ни в какую. Подозрение на брюшной тиф, говорят. А нам ехать надо. Груня ревмя ревет да, пардон, до ветру бегает. Словом, уломали меня доктора. А нынче стали укладывать вещи, гляжу — ее узелок. Хотел его в больницу отослать, да на коридорного из «Эдинбурга» не понадеялся. Ничего, дома получит, как поправится, а денег на дорогу я ей оставил… Пелагея Андреевна оказалась толстой старой брюзгливой теткой, а Федька — толстым же увальнем с заплывшими жиром глазками и умом чугунной несгибаемости. |
