— Признание царица доказательств. Этот убийца и насильник только что прилюдно заявил, что покушался на жизнь государя. Он верит в то, что его попытка удалась. Но Господу Богу было угодно отвести его бесовские глаза и спасти мне жизнь. Спасти для того, чтобы дать волю многострадальному народу православному. Делаю ли я то, что Господь мне завещал?

Обратился я к толпе. Люди закричали: «Да. Делаешь»

— Хотите ли вы все жить в свободной державе где все равны в правах и повинностях перед законом?

Толпа ещё громче закричала «Да»

— Хотите ли вы сам управлять своей жизнью? Самим решать кем стать и кем станут ваши дети? Хотите свободы?!?

Народ уже ревел «Да» «Хотим», напирая на оцепление.

— Так признаете вы меня своим государем?

Меня чуть не оглушило от дружного вопля. Кричали все. Горожане, солдаты оцепления, военачальники…

Я посмотрел на Орлова. Он стоял на коленях растянутый цепями и с ненавистью смотрел на меня.

Когда толпа немного утихомирилась, я провозгласил.

— Признаю Гришку Орлова виновным по всем статьям обвинения и приговариваю к четвертованию. Повелеваю здесь и сейчас отделить ему ноги. Руки ему будут отрублены в городе Владимире. А обезглавлен он будет в стольном граде Москве.

Орлов забился в цепях и взвыл. Его потащили на эшафот, где Василий Пестрово легко поигрывал своим любимым топором.

Я прислушался к себе. Нет, ничего не екнуло. Очерствел я в этой эпохе, а может и озверел.

Чтобы привязать Орлова к наклонной скамейке потребовались усилия всех четверых солдат конвоя. Они же и перетянули жгутами ноги приговоренного выше колен. Одну ногу завели за скамью, а вторую натянули веревкой предоставляя палачу фронт работы.

Пестрово наклонился к Орлову, вытащил кляп и крикнул ему в лицо:

— Это тебе за моего отца, тварь!

Потом выпрямился, размахнулся топором и точным сильным ударом отсёк ногу по коленной чашечке. Брызнула кровь, Орлов душераздирающе заорал. Толпа охнула. Сбоку чей — то женский голос закричал: «Нет! Пощадите его!»

Я удивленно посмотрел на кричавшую. Это оказалась та самая фаворитка Орлова, про которую рассказывал Хлопуша — мещанка Ростоцкая. Она поймала мой взгляд и умоляюще протянула руки. Вот и пойми ты женщин! Мне рассказывали, что взял он ее силой в Москве, за долги возлюбленного. А теперь она просит за своего мучителя…

Я отрицательно покачал головой и повернулся к эшафоту.

От боли Орлов потерял сознание и его некоторое время отливали водой. При этом Хлопуша лично погружал культю в кипящую смолу.

Наконец, Орлов очнулся, посмотрел по сторонам мутным взором. Оставшуюся конечность растянули на скамье, преодолевая бесполезное сопротивление жертвы. Снова блеск топора в ловких руках добровольного палача и снова крик боли смешавшийся с дружным выдохом толпы и женским визгом. Из обрубка на палача вновь изрядно брызнуло кровью. Но он, не обращая на это никакого внимания, стоял опираясь на топор и улыбался глядя на корчившегося от боли фаворита. Сипящему Орлову снова заткнули рот, прижгли вторую культю, отвязали от лавки и взвалили на носилки.

Передо мной на помост взошел поп и сильным зычным голосом затянул слова гимна:

— Боже царя храни! Сильный, Державный, Царствуй на славу. На славу нам!

Его слова подхватили моя свита, сотни солдат оцепления, а потом и весь народ.

Конец 3 тома