И выжидательно на меня уставился.

– Новые земли и леса это конечно возможно. Но что ты, Андрей Радионович, предложил бы человеку, который знает как получить хорошее железо без затрат древесного угля, быстрее и больше чем в нынешних переделочных горнах? А также сказал бы вам с братом, что знает как на треть уменьшить затраты угля при выплавке чугуна. Знает как отливать чугунные пушки намного более прочные чем теперешние?

Теперь уже я выжидательно уставился на Баташова. У того на лице недоверие постепенно сменилось удивлением и потом пониманием.

– Такому бесценному человеку мы с братом, несомненно, предложили бы долю в нашем предприятии. – Баташов запнулся, решая в уме трудную задачу о том, какова минимальная величина благодарности для царя за такие инвенции – Скажем четверть прибыли.

Наконец, выдавил он.

– Треть – безапелляционно припечатал я – О подробностях перемолвимся завтра. Поздно уже, а там на целый день разговор. Но уверяю тебя, Андрей Радионович, что я сказал только часть того, чем я могу помочь теперь уже НАШЕМУ обчему делу. И жалеть тебе не придется ни минуты.

* * *

Утром проснулся опять от кошмара. Вновь снилась Харлова. Девушка с разрубленным лицом что-то мне говорила, из-за рта текла кровь и капала мне на грудь. Капли больно жгли кожу в том месте, где сердце.

Не похоже, что загробные мытарства Татьяны после суда над ее братом закончились. Коленька этапом отправился строить Хабаровск, а его сестра похоже на том свете никак не упокоится. Это если верить Агафье. Последней кстати, в кровати уже не было – ушла готовить завтрак.

Я встал, выпил из глиняного кувшина кваса. В соседней светелке тихонько препирались оба Творогова.

– Горделив больно царь то! – вещал один – Видал в церкви его? Метания перед иконами не делает, руку священнику не целует… Стоит себе столбом, лишь крестится.

– Так то же амператор! – возражал младший Творогов – Они метания не делают…

– Откель знаешь?

– Так Афанасий Петрович был в Петербурхе, рассказывал тамошние нравы… Он ведь и Екатерину видал.

– А наш Петр Федорович також по миру постранствовал, обычаев заморских нахватался. Видал какие рисунки дает генералам, да инвенции в военном деле удумывает…

Я тихонько подошел к двери опочивальни, заглянул в щелочку. Творогов младший – протирал саблю замшей, старший – перезаряжал пистолет. В окошке солнце уже показало свой краешек – день обещал быть ясным.

– Афанасий Петрович сказывал, что таковых инвенций и в Европах нет! – не соглашался младший – Он говорил, мол это Божий дар Петру Федоровичу. Пострадал за грехи людские, вот ему и снисходит свыше.

– Как Христос?

– Ну ты дурак! Христос за всех людей пострадал, а Петр Федорович токмо за русский народ. Чуть не убили его Орловы, лишили престола… Молвят даже пороли его в странствиях – есть рубцы на спине.

– Да ты что!

– Истину тебе реку, слушай меня, Игнат! Ежели будешь слушаться – в большие люди выйдешь при царе то!

– И батюшка тоже говорил, Ерема, мол кто начинал при Петре Федоровиче – все воеводами станем, аль атаманами войсковыми. Вона Афанасий Петрович аж в канцлеры выбился…

Я неловко скрипнул половицей, братья подскочили с лавок.

– Кликните там Жана – я открыл дверь, зевнул – Пущай одеваться несет.

* * *

После завтрака я с своими и полковниками небольшой кавалькадой направились инспектировать подготовленные за ночь позиции. Утро воскресенья шестнадцатого марта 1774 года выдалось уже по весеннему теплым.